Колдовской камень
Шрифт:
Джессмин отодвинула щеколду окна и толкнула наружу тяжелые деревянные рамы. Осторожно перегнувшись через подоконник, она прислушивалась к звукам музыки, которая отвлекла ее от рукоделия. Однако за шумом множества голосов слуг, за бряцаньем доспехов стражников и за воплями инструктора, доносившимися с учебного плаца, нежная мелодия снова стала неразличима. Тогда Джессмин высунулась из окна чуть дальше, чтобы увидеть границу сада.
В саду пышно распустились последние розы, они цвели так буйно и дружно, что Джессмин была совершенно уверена — ей никогда в жизни не доводилось видеть такой красоты и вдыхать столь сладкие запахи.
Бабушка
Джессмин не могла сказать, что она не одобряет походы леди Герры к гадалкам и предсказательницам. Более того, она сама однажды отправилась взглянуть на старую женщину, однако то, что леди Герра принимала за достоверное предсказание, показалось Джессмин пустой болтовней. Все же ей понравились душевное тепло и доброта бабушки Арканьи, и принцесса с нетерпением ожидала возможности увидеть ее во второй раз.
Гадалка предсказывала Зиму Потерь. Это была девятая зима девятикратного девятилетнего цикла, которая должна быть самой суровой за восемьдесят один год периода. Но если это так, то почему солнце светит так ласково и тепло, несмотря на позднюю осень? Почему небо такое голубое и безоблачное? И Джессмин еще раз с наслаждением вдохнула аромат цветущего сада, совсем позабыв о едва слышной мелодии, которая позвала ее к окну. Ничто больше не беспокоило ее сильнее, чем погода. Ах, если бы она продержалась чуть дольше. Завтра ей исполняется пятнадцать, и она выходит замуж за короля Люсьена. Завтра она станет королевой.
Эта мысль отчего-то наполнила ее смутным страхом и дурными предчувствиями. Она любила Люсьена за его доброту и нежность, и ей очень хотелось доставить ему радость, но одновременно она и боялась его.
В этот момент снова зазвучала музыка. Нежная мелодия плыла над вершинами деревьев сада, она раздавалась где-то безумно далеко, однако в ней были странно знакомые ноты, которые сводили ее с ума. Джессмин в смятении отступила от окна и покосилась на свою бонну. Леди Герра задремала в своем кресле, выронив рукоделие. Не раздумывая, Джессмин подошла к двери и осторожно выглянула в коридор. В коридоре никого не было, и принцесса выскользнула из своих покоев, бесшумно прикрыв за собой дверь. Около лестницы она снова огляделась и стала спускаться вниз, ее туфли лишь слегка шуршали по ступенькам, пока она спускалась на первый этаж замка. Джессмин было немного не по себе; ей не позволяли выходить из своих комнат без сопровождающих.
Громкий топот заставил принцессу броситься к одной из ниш в стене и сжаться там в тени. Сердце ее бешено стучало. Мимо нее промаршировали четверо стражников. Когда их гулкие шаги наконец затихли, Джессмин отважилась покинуть свое убежище и тут же столкнулась нос к носу с босоногой девочкой-служанкой, которая торопливо бежала куда-то вдоль коридора. Несколько секунд обе ошарашенно глядели друг на друга, затем девочка, прижимая к себе охапку полотняных простынь, упала на колени и склонила голову.
— Миледи! — прошептала она потрясение.
Это была совсем молоденькая девушка, едва ли старше Джессмин. Принцесса взяла ее за плечи и помогла подняться. Затем она приложила палец к губам.
— Тс-с! — хитро улыбаясь, прошептала Джессмин. — Ты меня не видела.
Девочка неуверенно улыбнулась в ответ.
— О, ваше высочество, я никого не видела, совсем-совсем!
— Ну, ступай.
Джессмин смотрела ей вслед до тех пор, пока она не скрылась
В арке ворот принцесса нерешительно остановилась, но музыка продолжала манить ее. Собравшись с духом, она мелкими шажками пересекла вымощенный каменными плитами двор и, не глядя по сторонам, углубилась в сад. Она двигалась целенаправленно, но не спеша, спускаясь по маленьким ступенькам и минуя фонтаны и статуи. В саду почти никого не было, а маленькое стадо овец, пасшееся на траве и принадлежащее главному садовнику, отнеслось к появлению принцессы совершенно безразлично. До сих пор никто не окликнул ее, никто ее не заметил, и от этой неожиданно обретенной свободы у Джессмин даже немного зашумело в голове, как после бокала вина.
Пройдя вдоль живой изгороди из жимолости и боярышника, Джессмин нашла потайной проход и вошла в него. Тропа была узкой, колючие ветки цеплялись за ее юбки, за рукава платья и за волосы, зато музыка теперь зазвучала громче. Мелодия доносилась от реки, протекавшей под холмом, и Джессмин даже сумела определить, что это за инструмент. Кто-то играл у реки на лютне.
Тропа вывела принцессу на пологий склон холма и стала петлять по широким, светлым полянам, окруженным дубами и пихтами, тисовыми рощами и миртовыми зарослями. Джессмин то ныряла в их тень, то снова выходила на свет, а музыка все звучала и будила в ее сердце легкую неземную радость и одновременно печаль. Подобрав подол платья, чтобы оно не соприкасалось с усыпанной хвоей и листьями землей, Джессмин сошла с тропы и пошла прямо на звук.
На каменистом берегу реки сидели двое, чуть поодаль была привязана гнедая лошадь. Один из незнакомцев был обращен спиной к холму, второй сидел на камне и смотрел, как Джессмин спускается вниз по склону. Его лицо было наполовину скрыто длинными черными с проседью волосами, которые переходили в широкую темную бороду, так что с первого взгляда было очень трудно определить, где кончается одно и начинается другое. Этот человек был одет в темные одежды, а на плечи его был накинут плащ того же невеселого оттенка. Грубую ткань плаща расцвечивали и оживляли только искусно вышитые красные и зеленые морские змеи и драконы с расправленными крыльями и растопыренными когтистыми лапами.
На лютне играл второй, тот, который сидел спиной к Джессмин. Он был моложе своего товарища. Джессмин увидела его лицо, только когда спустилась с берега и он обернулся к ней. Молодой человек тоже носил бороду, но она была аккуратно подстрижена, а ее золотисто-рыжий цвет странно контрастировал с короткими песочно-желтыми волосами на голове. Юноша носил камзол из некрашеной замши с короткими рукавами, надетый на белую полотняную рубашку. Замшевые бриджи были заправлены в высокие башмаки. Взгляд его зеленовато-коричневых глаз, устремленных на нее, был серьезен, однако юноша ни на мгновение не перестал играть на своем инструменте. Джессмин в восторге следила за тем, как его ловкие пальцы перебегают по ладам инструмента, извлекая из струн незамысловатую мелодию. Эти звуки проникли ей в голову, в ее мысли, настойчиво пытались пробудить в ней какие-то давние воспоминания, пока неведомо откуда в памяти Джессмин не возникли слова этой песенки, и она запела, подстраиваясь под голос лютни: