Колдун
Шрифт:
– Полева! – Подойдя к бабе, болотник положил руки ей на плечи. – Ты пойдешь с воеводой.
Та жалобно округлила красивые глаза: – Но…
– Не бойся, – ласково, словно уговаривая маленького ребенка, принялся втолковывать ей болотник. – Не насовсем. И как только воевода велит – побежишь ко мне. Ты знаешь, где меня сыскать.
Преданно глядя ему в глаза, Полева кивнула. Ей совсем не хотелось уходить от болотника, но если он просил… Кто еще ему поможет? Он ведь так одинок и так несчастлив. У него даже нет такого доброго, как у нее, Бога. У него вообще
На миг мерянке показалось, что во взгляде колдуна мелькнуло удивление.
– Что? – не дожидаясь вопроса, поинтересовалась она. Выродок отвернулся, буркнул:
– Ничего…
Он не хотел признаваться, что и впрямь удивился. Полева не была настолько глупа, что бы не знать – Блуд потребует ее тела, однако уходила с воеводой спокойно, словно добровольно принося себя в жертву. И это из-за одного его слова…
Мерянка оставалась его рабой, но в то же время в ее душе вырастало нечто странное, гораздо более могущественное, чем вся его сила. Что? Он не понимал…
Отмахнувшись от тягостных мыслей, болотник хмуро оглядел Блуда. Рыжий вперился взором в мерянку, словно узревший бесхозную сметану кот, и неожиданно для себя самого Егоша предупредил:
– Бабу не трожь! Иначе будешь не со мной дело иметь – с Владимиром.
– Почему? – искренне изумился воевода. Склонившись к его уху, Выродок шепнул:
– Потому что Добрыня на нее глаз положил. Ты же знаешь, как он с Владимиром повязан. Проведает, что ты его бабу опозорил, и прощай Новый Город!
Блуд поморщился. Да, с Добрыней связываться не стоило, даже ради такой бабенки. Он вздохнул и потянул ее за собой:
– Пошли!
Она светло улыбнулась, кивнула:
– Пошли…
Эх, кабы не Добрыня! Блуд перевел дыхание, молча зашагал к городищу. Быстро перебирая маленькими ногами, Полева поспешила за ним.
Продрогший на стене Матей завидел воеводу и бегущую за ним хрупкую женскую фигурку разглядел издалека. Расхохотавшись, он подпихнул сидящего рядом и сладко позевывающего стража:
– Эй, глянь кого Блуд ведет.
Закрыв рот, тот всмотрелся в быстро приближающихся к стенам людей и махнул рукой:
– Этот где хошь усладу сыщет!
Матей спустился к раздвигающему створы вороту, налег на рычаги. Скрипя, словно жалуясь на поздних гостей, тяжелые ворота отворились. К Матею подошел другой стражник, тот самый, что не желал выпускать воеводу, сказал полушепотом:
– Коли все вороги таковы, я бы сам им в полон пошел…
«Вороги?..» Матей усмехнулся. Блуду, как всегда, повезло. Просто повезло, и вороги здесь были ни при чем. Он вздохнул и отправился на стену – глядеть, не идут ли к городищу Владимировы наворопники. Эх, кабы он знал, что миг назад своей рукой отворил городище для первого из них. Кабы знал…
ГЛАВА 38
Варяжко видел, что Блуд вернулся в городище не один, но откуда появилась в его доме красивая баба и чего она хотела, нарочитый понять не мог. Пришлая ни с кем не разговаривала, избегала встреч и зачастую, проводя целый день в Блудовой избе, даже носу на двор не
– Чего надо?
– Ничего… – опешив от его напора, ответил нарочитый.
– А коли ничего, то ступай себе, – огрызнулся Рыжий, и Варяжко пришлось уйти. Раньше Блуд не берег своих любав, и, глядя на его обеспокоенное лицо, Варяжко стал подумывать – а не женился ли тайком скрытный воевода? Ведь носился с пришлой как с писаной торбой, скрывал ее дивную красоту от чужих глаз и даже сам изменился – начал заботиться о других и, проводя все свободное время подле хворого Ярополка, перестал шастать по девкам…
Не только нарочитый – все вой замечали в воеводе перемены и втихоря посмеивались – мол, был муж-сокол, а нынче пришлая девка крылья подрезала, и стал петух петухом – норову много, птицей себя по-прежнему мнит, а в небо подняться уж не может.
– И на старуху бывает проруха, – судача с нарочитым о странностях воеводы, признал Рамин. – Зацепила баба Блуда.
Старый сотник никогда не болтал попусту и прежде, чем вынести свое суждение, долго приглядывался к пришлой. Загадочная гостья Блуда, сумевшая сломить заносчивый и нахальный норов Рыжего, разожгла интерес сотника. Рамин расспрашивал о ней всех и вся и из собранных по крохам скудных шепотков да слухов узнал лишь, что зовут бабу Полевой, родом она из мерян, живет затворницей в Блудовой избе, а воевода боится к ней даже пальцем притронуться.
Услышав последнее, нарочитый насторожился. Тут было что-то не так… Коли зародилась меж Блудом и пришлой любовь, то почему баба не желала дарить воеводе свое тело? А если любви не было, то почему она хозяйствовала в доме Блуда, будто жена?
Сердцем чуя неладное, Варяжко твердо решил при случае самому переговорить с пришлой. И случай вроде выдался, но едва надумал отправиться к ней, как по всем улицам Нового Города промчался княжий клич. Ярополк сзывал всех бояр и хоробров к себе в терем. Зачем, почему – никто не ведал. Оказалось, что утром в Киев прискакал гонец из древлян и, оставив запаленного коня у княжьего крыльца, поведал Ярополку о дружине брата.
– Далеко они покуда, даже до Припяти не добрались, – рассказывал гонец. – Но идут к Киеву. А всего хуже то, что я от многих кметей да закупов слышал: люди судачат, будто здесь, в Киеве, плетет кто-то против нынешнего князя подлый заговор и горожане-предатели сами Владимиру ворота открыть сговорились.
В спешке он забыл, перед кем произносил свои речи, забыл, что в тереме собрались не лапотники, а весь боярский Киев и на высоком стольце у окна сидит сам Ярополк, – вот и выложил правду-матку, как слышал ее от других.