Колесница бога
Шрифт:
Сарьян вошел в комнату, держа лампу в руке.
И увидел своего друга Манастеса. Лампа в руке его задрожала. Отблески призрачного света заплясали по затянутым паутиной стенам.
— Кто ты? — и затем: — Манастес?
Тело чуть качнулось в кресле. Одан смотрел на все это холодными безжалостными глазами, в которых виднелось беспокойство. Если труп упадет, то Сарьян поймет, что его разыгрывают. И Одан устремил свой взгляд на труп, всеми силами желая, чтобы он не рухнул на пол.
— Манастес! — закричал Сарьян. — Но ты же
Снова тело качнулось. Глаза трупа были закрыты. Одан напряг всю свою волю. Черт бы побрал этот труп! Он может все испортить. Сарьян уже готов сунуть голову в западню и поверить во все это. Еще несколько секунд — и он поверит. Если только труп не свалится с кресла. Но труп снова чуть скользнул.
— Нет! — в голове Одана сформировались эти слова. — Нет, Манастес! Сядь прямо, старый осел! Сядь прямо!
Вся банда смотрела, готовая взорваться криками, хохотом, гоготаньем.
Глаза мертвеца открылись.
С долгим протяжным стоном тело выпрямилось, поднялось, как башня, над Сарьяном.
Тот с ужасом смотрел, будучи не в силах двинуться с места. Лампа выпала у него из рук.
Все остальные члены банды с криками ужаса бросились бежать прочь.
Одан остался один в темноте с ожившим трупом.
Когда он зажег другую лампу, труп уже лежал на полу. Но ведь раньше он двигался! Глаза его открывались! Он даже пытался говорить из царства мертвых! И теперь он снова был по-настоящему МЕРТВ.
Сарьяну объяснили шутку. Его темное лицо насупилось, глаза сузились — вполне нормальная реакция обманутого человека. Затем Одан вернул труп Манастеса в его квартиру, но Тигры решили найти новое хранилище для товаров.
Одан долго думал об этих событиях. Труп двигался — в этом не было сомнений. Но, может быть, это было просто сокращение мышц, может, остаточное заклинание сохранилось в нем? Но торговец был мертв, и оспаривать этого не приходилось, даже Одан был вынужден признать это.
— Ты великий человек, Одан Горбун! — издевался Сарьян, желая восстановить прежнее положение в банде. — Ты таскаешь мертвецов и…
— А у тебя волосы шевелились, Сарьян. Мы все видели это. И челюсть твоя отвисла до колен!
— Я не боюсь мертвецов, — но сейчас Сарьян лгал, и все это знали. — Ты храбрый парень, Одан, но младенец по сравнению с колдунами.
— Конечно, — сказала Митси. — Ни один обычный человек не может справиться с колдунами.
— Но наш храбрец Одан утверждает, что может украсть у кого угодно, даже у колдуна. И тот ничего не заметит.
Одан, все еще возбужденный шуткой с мертвецом, неосторожно воскликнул:
— Что-нибудь украсть? У колдуна? Нет ничего проще!
Все начали дразнить Сарьяна, поддерживая Одана и подогревая его решимость. Сарьян не отводил глаз от Одана.
— Ты не украдешь даже булавку у колдуна Одан. Асхурнакс причинил нам много неприятностей…
— Да! — воскликнул Наду, известный как подстрекатель.
— Он наложил
Этот Асхурнакс, который жил на улице Желтого Лотоса, пользовался репутацией честного человека. Если он продавал свое искусство человеку, то никогда не предавал его. В банде этого колдуна очень не любили.
— Укради кота Асхурнакса, Одан. Тогда мы тебе поверим.
Сарьян подзуживал Одана и поймал его на хвастливости и самоуверенности.
Внезапно опомнившись Одан довольно глупо спросил:
— Кота? У колдуна Асхурнакса?
— Да! — ответил ему хор голосов. — Да, Одан Кудхук! Кота колдуна Асхурнакса!
— Нет! — вскричала Митси. Лицо се горело, волосы растрепались. — Нет! Колдуны — это наше проклятие. Ни один человек не может обмануть их!
— А Одан может! — подзуживал Сарьян.
Одан глубоко дышал. Он мог злиться только на самого себя. Если он откажется, то несмотря на то что ни один из них не отважится связаться с колдуном, Одан потеряет весь свой авторитет и Сарьян будет главарем. Он осмотрелся вокруг, ссутулился, наклонив голову. Лицо его потемнело.
— Хорошо, — сказал Одан Кудзук. — Я сделаю это.
— Ты, Асхурнакс, дурак.
Комната наверху башни была освещена двумя свечами, и тени, пляшущие по углам комнаты, способны были внушить ужас любому посетителю жилища колдуна. Дорхутинакс пришел на улицу Желтого Лотоса, чтобы попросить кое-какие снадобья, которыми он обычно редко пользовался в своей работе. Теперь он сидел, откинувшись на спинку кресла и отхлебывая вино, которым угощал его хозяин, колдун Асхурнакс, и читал нотации ему.
Но Асхурнакс не признавал его правоты.
— У тебя работа совсем другая. Я продаю защиту торговцам. Неужели я могу обмануть клиента и продать контрзаклинание вору?
— Все так делают. Этот новый парень, что недавно появился в городе, — мастер Убодинас. Он, конечно, мошенник, я знаю. Но он процветает и перехватывает у тебя клиентов.
— Он тоже паразит. Я недавно говорил о нем с Киду. Но во дворце все очень встревожены волной коррупции, которая охватила весь город.
Дорхутинакс сморщил нос.
— Король должен был назначить меня дворцовым колдуном. Тогда все было бы иначе.
— Но это началось очень давно, еще до того, как явился Одан Эн-Ке. Тогда началась трагедия.
— Время все очистит и прояснит.
У Дорхутинакса было полно афоризмов на всякий случай жизни. Но вся его показная напыщенность и высокомерие не могли вытеснить хорошее отношение к старому Асхурнаксу. Когда маг встал, чтобы идти домой, Асхурнакс вздохнул, пожелал ему здоровья и благополучия и поплелся провожать его. Когда он возвращался в комнату, поднимаясь по крутой лестнице, он высматривал своего рыжего кота. На пороге своей мрачной комнаты он остановился. Он почувствовал чье-то присутствие.