Колесница Гелиоса
Шрифт:
— Богиня земных плодов и урожаев! — прищурившись, кивнул Эвбулид. — Каждую осень мы славим ее вместе с дочерью Персефоной, божественной повелительницей подземного царства теней.
— Час от часу не легче! Теперь — Пер-се-фо-на… — проворчал Лад, запоминая.
— Это самый таинственный и торжественный праздник, ведь Персефона — супруга самого Аида! Полгода живет она под землей и полгода с разрешения Зевса со своей матерью. Представь себе: утро, все совершают очистительные омовения в море около Афин. Потом обмывают поросенка, которого назавтра принесут в жертву в ее храме. В этот день процессия выходит из Афин. Впереди — верховные жрецы,
— А мы приносим жертвы богу земных посевов летом! — заметил Лад, протягивая Эвбулиду лепешку. — В этот день молодые люди украшают себя венками, раскладывают ввечеру огонь и пляшут вокруг него и еще…
Сколот осекся. Эвбулид проследил за его взором и увидел в дверном проеме знакомую стройную фигурку.
— Домиция! — вскричал он и, звеня оковами, бросился к римлянке.
— Будь здоров, Афиней! — улыбнулась она и кивнула Ладу: — И ты будь здоров!..
Сколот пробормотал что-то невнятное. Эвбулид, скрашивая его неучтивость, вызванную неловкостью при виде девушки, заторопился, приглашая Домицию разделить их небывалое пиршество.
— Правда, здесь запахи совсем не те, что в господском доме и слова можно услышать самые непотребные… — извиняющеся заметил он, но Домиция только пожала плечами в ответ.
— Я ведь и сама рабыня, — усмехнулась она, подсаживаясь к сколоту. — А у нас ночью и не такого наслышишься. Знаешь, как плачут женщины, когда зовут своих детей, которых больше не увидят никогда в жизни? Как зовут невесты своих отнятых женихов?!
Она вспыхнула и, чтобы скрыть свое смущение, принялась жевать кусок лепешки, протянутой ей Эвбулидом.
Лад заерзал. Отодвигаясь, с медвежьей ловкостью опрокинул свою чашу. Вино пролилось на землю. Эвбулид чуть приметно усмехнулся и поделился со сколотом своим вином. Лад шумно вздохнул и незнакомым греку голосом сипло сказал:
— У меня на родине говорят: «Живая вдова — позор всему роду!» Ты могла бы последовать вслед за мужем, если он неожиданно умер?
— Да, — ответила Домиция, думая о Фемистокле.
— А могла бы ты пойти с ним на войну и рубиться с врагами на равных?
— Да, — повторила Домиция, вспоминая глаза Фемистокла и его мягкие волосы, курчавую бороду.
— А крепких воинов от него родила бы?
— Да! Да! — рассмеялась Домиция.
— Выходи за меня! — неожиданно сказал Лад, опуская свою огромную ладонь на тонкое запястье девушки. — Ты почти свободная, я почти надсмотрщик, — горестно усмехнулся он. — Поговорим с Филагром, дадим ему денег на большую амфору вина, он уговорит Эвдема. Ведь, правда, у нас есть деньги, Эвбулид?
— Да, но… — замялся грек.
— Вот видишь? — приблизил лицо к Домиции сколот.
— Ты что? — очнулась девушка, отшатываясь от Лада. — Вы с ума
Домиция вскочила и, швырнув на пол лепешку, выбежала наружу.
Лад оторопело проводил ее взглядом и перевел глаза на грека:
— Ты что, Эвбулид, знал ее жениха?
— Да…
— И ничего не сказал мне об этом?!
— Да, но…
— Эх вы, господа! — раздельно произнес Лад и, схватив чашу, двумя глотками осушил ее. — А впрочем, все равно она будет моей женой! Какая девушка! Как она выдернула свою руку! Такого я еще не встречал никогда… А как она выбежала отсюда! И потом — она могла пойти с мужем на войну, рубиться на равных, а главное, поспешить потом за ним в царство теней! Она будет моей женой! — в хмельном запале повторил он и схватил Эвбулида за руку так, что тот вскрикнул от боли. — И ты мне в этом поможешь!
— Лад, но Фемистокл мой друг… — возразил Эвбулид.
— А я? — ревниво произнес Лад.
— И ты тоже!
С минуту Лад соображал, потом встряхнул головой и решительно произнес:
— Все. Не будем больше терять время. Как, ты говоришь, зовут твоего знакомого в Пергаме? Ах да, не знаешь… Тогда вот что! Завтра Филагр повезет в Пергам муку и масло. Мы вызовемся помочь ему, а уж в городе что-нибудь придумаем!
— Так он и возьмет нас с тобой! — недоверчиво усмехнулся Эвбулид.
— Возьмет! — уверенно ответил сколот. — Мы предложим ему твои деньги, и никуда он не денется. Видел, какой он сейчас с похмелья? За кружку вина мать родную продаст. А тут — на целую амфору.
Наутро все произошло так, как наметил сколот.
Управляющий, обрадованный щедрой взяткой, которую пообещал ему Лад, долго удивлялся, что рабам удалось сохранить такие немалые деньги от пиратов, перекупщика и надсмотрщика, а главное, от него, Филагра. Обещал лично обыскать до нитки каждого раба и, наконец, милостиво согласился взять с собой Лада в награду за хорошую работу на страде. Он даже не возражал против Эвбулида, которого сколот также попросил взять с собой.
Спустя час счастливые Лад и Эвбулид сидели, свесив ноги, на краешке подводы, груженой амфорами с маслом и мукой, и смотрели, как проплывают мимо них, подрагивая на ухабах, лесистые холмы, поля и бескрайние пастбища с пасущимися стадами.
В город они въехали незадолго до полудня.
Эвбулида столица Пергамского царства поразила невиданными размерами, богатством храмов и дворцов, разноязыкими толпами людей на широких, уложенных улицах.
— Я никогда не видел столь чистых городов! — невольно вырвалось у него, и Филагр, необычно добродушный в предвкушении скорой выпивки, охотно ответил ему:
— По царскому указу здешние большие дороги должны быть не меньше двадцати локтей в ширину! И если владельцы домов не содержат свои участки в чистоте, здешние астиномы тут же описывают их имущество!
— Удивительный город! — воскликнул Эвбулид.
— Еще бы! — подтвердил Филагр. — Это единственная столица в мире, где запрещено стирать белье, мыть посуду и поить скот в общественных источниках. Рабу за это дают сто ударов в колодке, после этого он носит тяжелые кандалы еще десять дней, а когда их снимут, то он получает еще пятьдесят ударов от астиномов. Ну а потом, разумеется, и от господина, у которого конфискуется скот, белье и взимается штраф в пятьдесят драхм! Кстати, все эти деньги даже в случае войны идут на ремонт дороги.