Колесница призраков
Шрифт:
– А вам не будет тяжело это вспоминать? Гусар печально покачал головой:
– Какая разница? Разве такое можно забыть? Куда бы я ни шел, что бы ни делал, образ ее неотрывно стоит передо мной. Зачем судьбе было угодно так жестоко разлучить нас?
Внизу хлопнула дверь. Кто-то поднимался по лестнице. Судя по сочным выражениям, которыми сопровождалась каждая новая ступенька, это был жилец квартиры номер одиннадцать Григорий Головастов. Только он мог, ни разу не повторившись, проругаться все восемьдесят четыре ступеньки, ведущие от первого этажа до
Князь Багрятинский негромко присвистнул:
– Хорошо набрался! Помнится, был у меня в полку ездовой из ярославских мужиков. Знаменитый был ругатель. Бывало, как начнет кого-нибудь костерить, так все дела бросают и вокруг него собираются. До самых костей пробирал, так пробирал, что даже старые служаки краснели.
Дон-Жуан достал из кармана ключ:
– Давайте пойдем ко мне, а то Головастов сейчас поднимется. Правда, дед дома, но он ночью всегда спит как убитый.
Через несколько минут ребята расположились в комнате Дон-Жуана. Катя присела на диван, Дон-Жуан рядом с ней, Паша лег на кровать, а оба близнеца уселись прямо на ковре, прислонившись спинами к стене.
Призрак неслышными шагами прохаживался по комнате. В начале своего рассказа он ходил медленно, потом все быстрее и быстрее, а под конец уже мотался, как маятник в больших часах… Приводим его рассказ целиком.
Я из рода князей Багрятинских. Наш род всегда был славен, но невезуч. Не преувеличу, если скажу, что не было войны, на которой не сложил бы голову кто-нибудь из моих предков.
С детства я бредил военной службой и был счастлив, когда родители, уступив моим просьбам, определили меня в гусарский полк. И вот однажды, после весенних маневров, мы квартировали в уездном городишке, и тут, в доме князя К., я впервые встретил этого странного старика.
Его звали Фесандопулос. Это был узкогрудый, сгорбленный грек, похожий на черного ворона. Его кожа ссохлась, лицо бороздили морщины, и лишь нос обозначался на лице, словно клюв хищной птицы.
Когда я его увидел, Фесандопулос сидел за столом и играл в карты. Играл Фесандопулос небрежно, едва ли не с брезгливостью притрагивался к картам и лишь мельком бросал на них свой потухший взгляд. Однако удача шла к нему, и он безостановочно выигрывал. Возле него возвышалась уже пухлая кипа ассигнаций, вымуштрованный лакей – настоящее изваяние, а не человек – стоял за его стулом и сгребал золотые монеты особой лопаточкой.
Сам же Фесандопулос, казалось, безо всякого интереса относился к своему выигрышу и лишь равнодушно отодвигал локтем кипы ассигнаций, когда они ему мешали.
Вскоре все игроки разошлись, и за карточным столом остался один Фесандопулос. Перед ним горела свеча, лежали ворохи ассигнаций и высились столбики золотых монет. Его потухший взгляд – я вдруг это заметил – был устремлен на меня.
– А вы почему не играете, молодой человек? Не желаете ли попытать судьбу? – услышал я его голос. Он говорил с сильным акцентом человека, выучившегося
Фесандопулос явно бросал мне вызов… И я принял его. Я поставил одну монету и выиграл. Оставил весь выигрыш на столе и выиграл снова. Я бил у Фесандопулоса одну карту за другой. Не прошло и получаса, как все кипы лежащих на столе ассигнаций перешли ко мне. Меня охватил азарт, и я поверил в свою удачу. Фесандопулос все увеличивал ставку и всякий раз проигрывал.
– Неужели вас не огорчает проигрыш? – спросил я, видя, что передо мною на столе лежит уже целое состояние.
– Отнюдь, – хладнокровно сказал он, – отнюдь. Для меня важен не выигрыш или проигрыш, для меня важны переливы удачи.
Он снял с пальца драгоценное кольцо и положил его на стол.
– Это очень ценный бриллиант – подарок персидского шаха. Я ставлю его против всего, что вы уже выиграли.
– Идет, – согласился я, вынимая из колоды карту. Как сейчас помню, это был червовый валет. Я был уверен, что выиграю, но проиграл – Фесандопулос вытащил пикового туза. В одно мгновение я лишился всего своего новоприобретенного состояния, и даже больше.
– Ну что я говорил? – усмехнулся Фесандопулос. – Удача снова у меня! А теперь, молодой человек, советую вам остановиться. Не рискуйте больше. Ваша удача кончилась.
– Еще! Еще! – воскликнул я, горя желанием отыграться.
– Я не стану больше играть с вами. У вас больше ничего нет. Прежде расплатитесь за то, что вы уже проиграли, – сказал Фесандопулос и попытался встать из-за стола. Но я схватил его за плечо и насильно усадил на стул.
– Я хочу отыграться! Слышите, отыграться! Я готов поставить на кон все что угодно! – крикнул я.
Фесандопулос бросил на меня взгляд, и его бесцветные глаза вдруг вспыхнули.
– Вот как, сударь? Готовы поставить все что угодно? – спросил он. – Если так, я принимаю вашу ставку. Но погодите минуту! Семен, подай сюда пистолет!
Слуга подал ему пистолет. Фесандопулос зарядил его и положил на стол.
– Я предлагаю вам следующую игру, – сказал он. – Я ставлю все эти деньги и перстень, вы же ставите свою жизнь. Если вы проигрываете, вы здесь же, не сходя с места, пускаете себе пулю в висок. Идет?
– Идет! – ответил я в горячности. – Идет!
Я сам распечатал новую колоду и стал метать банк. Но и эта предосторожность не помогла. Первая же моя карта была бита.
– Вы проиграли, молодой человек, – с сожалением сказал Фесандопулос.
Я взял пистолет, взвел курок и медленно поднес холодное дуло к виску. Мне хотелось жить, но я не собирался нарушать слово. Я прямо посмотрел Фесандопулосу в глаза и положил палец на курок. Но неожиданно грек остановил меня.
– Погодите! Я верю, что вы сможете это сделать, – сказал он.– Но я не хочу быть несправедливым. Я предлагаю вам еще одну ставку. Только на этот раз ставкой будет не ваша жизнь, вы ее уже проиграли, а ваша душа.
– Моя душа? – не опуская пистолета, я дико посмотрел на него.