Колесница (сборник)
Шрифт:
– Спасибо, Нинель Иосифовна, я пока посмотрю молча, без комментариев.
Она шла, прямо держа спину, будто прилежная ученица репетировала этюд на фортепиано. Я открыл папку. В ней лежала еще одна, прозрачная, застегнутая на две кнопки.
«Опять хорошо характеризует ее: аккуратность, ответственность. В этих папочках – судьбы людские, она это понимает», – думал я, перебирая листочки, исписанные разными почерками, с нечеткой ксерокопией, страшненькими фотографиями.
Вот мужчина попался, первый после двух женщин. Посмотрим его! Так, Щеголев Сергей Иванович, год рождения… Окончил институт военных переводчиков, служба в рядах ВС… Я перелистнул страничку и сразу посмотрел воинское звание. Так я и думал:
Я оторвал взгляд от фото и так четко представил своего случайного попутчика по стоящему на приколе в Чутне железнодорожному составу-гостинице, что мне стало как-то не по себе. Вот же чертовщина! Уже который раз думаю об этих мальчишках-воинах, которым вряд ли скажешь, что они должны отдать жизнь за Родину… Я снова посмотрел на фото капитана Щеголева, с которым мне предстояло работать. Они даже чем-то похожи. Взрослой и грустной улыбкой, что ли…
Развороченными были все приличные высокие жилые дома и промзоны, стоящие по обеим сторонам дороги, ведущей в аэропорт. Аэропорт же так и оставался всего лишь долгостроем: ни одной воронки на взлетной полосе, ни выбоины на бетонной коробке и подсобных строениях. Пал Палыч незаметно, но все же нервничал. Он вызвал в самое пекло всех членов Комиссии по восстановлению Чутни. Они, правда, разместились в большом городе – на железнодорожной станции, куда подогнали несколько составов, сделали из них тупиковую зону с частичным забором в наиболее опасных местах, по периметру которого круглосуточно дежурили вооруженные до зубов спецназовцы. Свои кухня, вагон-столовая, приличный запас продуктов питания. Правда, туалет пришлось построить вблизи жилых вагонов, и он тоже входил в зону охраняемого комплекса.
Именно здесь я плотно перезнакомился с теми, кто по рангу входил в комиссию по восстановлению народнохозяйственного комплекса региона и с кем мне приходилось работать как секретарю этого необычного формирования. В столице было проще: формы отчетов отработаны, общий сбор объявлялся заранее, референтов и помощников в Совмине РФ, чтобы обзвонить и собрать народ, было много. Здесь же – один Пал Палыч, его непререкаемый генеральский авторитет да небольшая группа штабных работников, которая фактически и налаживала, и координировала, и контролировала восстановление мирной жизни в Чутне.
Общий сбор членов комиссии планировали на вторую половину дня, когда они должны были вернуться с объектов, разбросанных по всему региону. Команда от аппарата президента РФ поступила утром: Пал Палыча ждут в Сочи на доклад к высшему руководству. Видимо, скучновато проходил отпуск у руководства, можно послушать рассказ генерала. Никто из окружения Пал Палыча (и я в том числе), ни один из членов комиссии не то чтобы не позвонил в аппарат президента, своим министрам даже не доложили, что им придется задержаться, что их заседание сорвал секретариат президента, который формирует рабочий график главы государства. А ведь это были, как правило, первые заместители министров, руководители федеральных комитетов и служб!
Тогда-то и назначил Пал Палыч сбор членов комиссии в аэропорту, чтобы потом сразу вылететь в Сочи. Что началось! Мотаться с охраной по объектам министерские не боялись. А тут сразу масса вопросов: как будем добираться-возвращаться из аэропорта, как с питанием-размещением, отлетом в столицу на доклады своим министрам? Они привыкли ездить поездом до заветного тупичка или летать эмчеэсовскими самолетами на военную базу соседней
Мне Пал Палыч сказал по-военному:
– Не лезь. У них возможности решать вопросы намного большие, чем у тебя. Ты, надо признать, пока их символический куратор. Меня они боятся, потому что я первый вице-премьер и старый генерал. Короче, после совещания пусть с комендантом региона сами выкручиваются. Я им отдаю свой самолет, есть желание – пусть летят в Москву. Кто не закончил сбор информации, организацию работы на объектах – вертолетом в жэ-дэ тупик и пахать, пахать и пахать…
В зале на втором этаже не доведенного до эксплуатации аэропорта собралось более ста человек. Это не только с учетом членов правительственной комиссии, но и местных руководителей, как из столицы Чутни, так и практически из всех районов, а также небольшой группы журналистов (три камеры с центральных каналов ТВ, четыре представителя информагентств, прикипевших к Пал Палычу). Все прошло, в принципе, нормально. Уже садясь в вертолет на Сочи, Пал Палыч отвел меня от огромной толпы в сторонку на расстояние десяти-пятнадцати метров и целых пять минут слушал мои впечатления от проведенного совещания.
– Это нужно тебе? – спросил я его напрямик.
– Нужно, свежие впечатления полезны. Это во-первых. А во-вторых, десятки начальников всех уровней сейчас следят за нами. Я тебя отозвал в сторонку. Я только с тобой о чем-то говорю – строго секретно. Да еще перед встречей с президентом. Цени, голова садовая! Лети в столицу, только позаботься о журналистах, – сказал Пал Палыч, встал на ступеньки вертолетной лестницы, повернулся, помахал всем рукой и улетел.
Отправкой самолета занимались штабисты генерала, расквартированные в его резиденции. Я буквально засунул на его борт семь журналистов, с криком, шумом, руганью: мест оказалось маловато. А сам с несколькими членами комиссии полетел вертолетом в жэ-дэ тупик. Мое двухместное купе в поезде оказалось пустым: руководитель Росимущества улетел в столицу. Когда уже готовился ко сну, в дверь поскребли. Открыл защелку, увидел полковника ФСБ Кузьмина.
– Андрей Юрьевич, простите ради бога! Можно к вам, в порядке исключения, только на одну ночь нашего товарища разместить? Он на нелегальном положении. Больше пока ничего не могу сказать. Но ни в штабе, ни в гостинице, ни в частном секторе тем более ему светиться нельзя.
– Ничего я не понял, но можно, раз нужно. Вы ели? – спросил я гостя.
– Не до жиру. Спасибо, что хоть поспит в приличных условиях! – сказал за него Кузьмин.
– Это неправильно. Вы располагайтесь, а я схожу кое-куда… Да не волнуйтесь, его никто не увидит. Я еду принесу сам.
Вернулся я через пять минут. Кузьмин встал, готовый, видимо, грудью закрывать гостя от посторонних глаз. Принес я два куска мяса, сок и хлеба.
– Все, товарищ полковник. Свободны, – сказал я Кузьмину.
Он явно с неохотой вышел из купе. Гость достал из-под столика рюкзак, зеленый, армейский, стал развязывать на нем широкие тесемки.
«Вот время бежит!» – сидел я на своей полке-кровати и вспоминал, какие тесемки были на моем армейском рюкзаке около тридцати лет назад. Явно уже тесемочки просто… А что, он так и будет человек без имени, никто?
– Вас как зовут-то?
– Сергей, можно Сережа.
– Ну, Сергей так Сергей. Мои имя-отчество вы знаете. Садитесь, кушайте, а я буду потихоньку ложиться. Завтра поговорим, если захотите.
– Завтра я на поезд – и на материк.
– Ага, значит, мы здесь находимся на острове?
– Да нет, просто есть такое выражение…
– А вы действительно в горах были?
– Андрей Юрьевич, без «вы», пожалуйста, а? Я совсем не привык. Когда Кузьмин сказал, что меня можно спрятать только у советника генерала Бороды, я чуть не умер от страха!