Колесница (сборник)
Шрифт:
Я посмотрел на Павла, увидел в его глазах не только непонимание, нежелание меня слушать, но и страх. Я замолчал, сделал вид, что показалась официантка. Она, и точно, вышла из подсобного помещения с подносом, но прошла к другому столику. Тогда я быстро закончил неприятный и непонятный для моего собеседника разговор:
– Конечно, я помогу ему. Обещаю, это никак не отразится на его карьере. У меня другие задачи и планы.
Я знал, что сказал Павлу самое главное и что эта информация сегодня же дойдет до нашего молодого начальника.
– Я завидую ребятам, которые будут работать с вами. Но я думаю, что вы недолго будете в этом отделе… – Павел умолк на полуслове.
Пришел наш «Цезарь». Официантка ловко расставила огромные тарелки из светлой необожженной глины, флакончики с оливковым маслом, винным уксусом, баночку с красным перцем, разложила ножи и вилки, на плетеную хлебницу положила буквально дымящийся лаваш. В конце выставила перед каждым по стакану питьевой воды. Спросила:
– Кофе со сливками? – и посмотрела на меня.
«Значит, Павел пьет кофе без сливок, – подумал я. – Поддержу товарища».
Сказал:
– Без сливок и крепкий, можно большую чашку.
Официантка убежала, а Павел, отломив себе пол-лаваша, заметил, улыбаясь:
– Наугад действовали или знали про кофе?
– Интуиция помогла.
Поели сытно, кофе был замечательный, торт, к сожалению, суховатым оказался. О работе не говорили больше ни слова. Павел рассказывал о полиграфии: какое это интересное и важное дело. У памятника Великому русскому доктору присели на скамейку и минут пять посидели практически молча, переваривали пищу. Павел чуть не задремал. Я был благодарен ему за умение держать паузы.
Глава шестая
Не успел включить компьютер, как раздался телефонный звонок:
– Андрей Юрьевич, еще раз здравствуйте! Это Келин побеспокоил. Вы успели пообедать? Очень хорошо. Хотел бы вас попросить подойти ко мне. Через полчаса у меня будет встреча с очень важным человеком, он организует работу с нужными СМИ, ну и многое другое.
Я не стал включать компьютер, сел в будто костяное, узкое и страшно неудобное кресло, посмотрел на Нинель Иосифовну. Она тут же встала из-за стола и направилась ко мне.
– Что случилось? Я могу чем-то помочь?
– Останетесь за меня, это во-первых. Во-вторых, я не успел поговорить с остальными сотрудниками. А встречу с начальником уже не перенесешь. Да я и не хочу откладывать кадровый разговор надолго. Скажите, как они, тянут? И сколько у нас вакансий?
– Вакансия одна – ставка консультанта. Хорошая ставка, для человека со стажем это приличные деньги, можно по классному чину вытянуть на госсоветника третьего класса. Но вы знаете, что такими ставками мы, как правило, не распоряжаемся. Это резерв главного командования. Ну а сотрудницы – наши люди, все прошли школу нашего аппарата, грамотные, знают редактуру, корректуру…
– За всеми кто-то стоит?
– Да, за всеми. И они молоды,
– Текст напишут? Заметку в газету, журнал?
– Видите ли, до вашего прихода такой задачи не ставилось. Но если вы дадите им «рыбу», подготовленную вами или любым подразделением нашего комитета, они отредактируют, хоть для заграницы сделают материал. Можно не беспокоиться и не перепроверять.
– И на том спасибо, что не безнадежно. Разложите, пожалуйста, мне в папку все личные дела сотрудников по принципу профессиональной пригодности. А я пока сформулирую вопросы для разговора.
Мы углубились в работу. В блокнот я записывал вопрос за вопросом, которые предполагал задать человеку, якобы могущему организовать тесные контакты с нужными нам СМИ. Кадровый состав отдела сейчас меня интересовал меньше всего. Надо готовить разговор о пресс-службе, ее структуре, штатной численности, персональном составе. И вводить эту структуру надо приказом, так чтобы каждого из старых сотрудников призвать поучаствовать в собеседовании, чтобы они поняли, потянут на новом месте или им лучше перебраться в другое подразделение.
Нинель Иосифовна сидела, молча, положив руки на застегнутую папку, смотрела на меня.
– Все готово? – спросил я, заканчивая с вопросником.
– Илья Михайлович Келин не любит спешить, особенно с кадровыми вопросами. Не спешите, Андрей Юрьевич, и вы. Я бы вообще сегодня не открывала эту папку, на вашем месте. Поговорим обо всем позже.
– Ладно, я, кажется, понял вас, спасибо. Но папку все-таки я возьму с собой, на всякий случай. Пожелайте мне ни пуха!
– Ни пуха, – сказала Нинель Иосифовна и тут же поплевала через левое плечо.
– Кстати, а сколько лет Келину?
– Тридцать четвертый пошёл.
– Боже мой…
Концовку моей речи Нинель Иосифовна уже не слышала. Я ее бормотал, двигаясь по коридору. Ступеньки, затем по ходу движения – подобие самого нелепого на этом месте фонтана, потом, кажется, порожек, за который я уже успел запнуться сегодня пару раз, охрана и улица. Опять ступеньки, но уже на лестнице под мрамор. Что-то будет здесь дождливой осенью или по перволёдку! Ни решеток не выложили, ни рельефа не выбили на мраморе.
По всей улице расположились корпуса мединститута. Старые, обшарпанные, они наводили на меня ужас. Кафедра такая-то или такая-то, длиннющие коридоры, окна открыты, в палатах лежат больные. Их не просто лечат, на них учат студентов.
«Веселая жизнь, не дай господи!» – думал я о больных, вместо того чтобы думать о встрече с начальством.
Где-то здесь глазной институт, в который по скорой помощи попал один мой молодой сотрудник: умудрился промыть линзы техническим лосьоном и засунуть их в глаза. Как же ему было плохо, как больно, как он это все выдержал! Зрачки у него были красные, а белки – желто-зеленые. Я не мог на него смотреть, он напоминал мне инопланетянина.