Колесники

Стюарт Йен

— Обычные повадки дикой стаи, — сказал Карлсон снизу.

— Только не в данном случае.

— Тебе виднее. — В голосе партнера вновь прозвучали язвительные нотки.

Кандински стало это раздражать. Он проконсультировался с уникомпом, чтобы выяснить, когда должен пройти очередной спутник. И хотя над Охотниками кружилось всего несколько спутников, оптика каждого из них с высоты двухсот миль способна проследить за малейшим движением внизу и даже зафиксировать на снимке презрительную ухмылку своего визави. Имея это в виду, Охотники предпочитали ухмыляться не на открытой местности, а вне поля зрения орбитальных соглядатаев.

Подобно уникомпам всех Охотников, его уникомп был

подключен к сети Экстранет анонимно. Защитившись от подглядывания спутников, опасаться следовало только полиции.

Ага, в орбитальном наблюдении просвет длиной в двадцать минут!

Кандински поманил пальцем напарника, в смысле «поднимайся следом, нужно осмотреться», и в обход козырька полез на скалу высотой около пятнадцати футов. Он легко находил на шероховатой стене опору для ног и без особых трудностей вскарабкался на плоскую вершину. Там вынул из кармана куртки бинокль и внимательно оглядел окрестности. Грифы парили низко над землей и были готовы приземлиться в любой момент, хотя ни гиен, ни их добычи не было видно из-за слишком густой травы.

Уловив краем глаза какое-то движение, Кандински довольно присвистнул.

— Хенрик, никак не могу разобрать, что за добыча нам попалась, но готов побиться об заклад, что мы отхватим кучу бабок. Ну-ка, посмотри сам.

Карлсон взял бинокль.

— Гепарды.

— Точно. Самка с детенышем.

Карлсон почувствовал, как напряглись мускулы — частично из-за волнения, частично из-за мрачных предчувствий. Взрослый гепард в Шанхае стоит четверть миллиона долларов; из них двести двадцать тысяч стоят кости, а еще тридцать дают за шкуру. Детеныш же потянет ровно в два раза больше. Дело вовсе не в размерах кошки, а в возрастных особенностях, из-за чего цена на юного гепарда выше. Кости отделят от мяса, высушат на солнце и измельчат. Порошок смешают с тальком, с мукой и назовут… дайте-ка сообразить… что-нибудь экзотическое, с неуловимым привкусом восточной магии. Принимая во внимание деньги, которые они готовы выложить за сырье для своих снадобий, очевидно, что продавцы получают колоссальнейшие доходы, ведь цена костей гепарда на оптовом рынке намного превышает стоимость героина или кокаина. А розничная цена и вовсе запредельна! Все из-за того, что пресыщенные шанхайские толстосумы искренне верят, будто это средство способно усилить потенцию. Идиотизм. Для этой цели существуют специальные препараты, они действительно помогают. Но с Экотопией Свободный Китай официально не торговал, а прием таблеток варваров не вписывался в традиции так называемого Старого Пути, из-за чего страждущие оставались наедине со своим недугом.

Из-за подобного невежества тигры, леопарды и остальные большие кошки оказались на грани вымирания. Точно так же были почти истреблены слоны и носороги.

Карлсон не считал себя человеком высокой морали, однако порой его охватывало смутное чувство неловкости. Конечно же, он любил животных. Но еще больше он любил растущий счет в банке, который ему обеспечивала нелегальная профессия. В этом мире выживают самые приспособленные, считал он, и если большие кошки не в состоянии противостоять людям… Что ж. Во всяком случае, существуют определенные законы, которые оставляют диким животным шанс, а для того, чтобы сохранить ту или иную популяцию, периодически в них вносятся поправки, обязательные для Охотников, которые опираются на международное право двухвековой давности. (Тогда, в частности, для охраны малочисленных рыбьих косяков наложили вето на промысловый лов.) Красной нитью через эти правила проходил мораторий на применение огнестрельного оружия.

Охотников, как правило, для поражения цели на большом расстоянии обучали владению арбалетом, на

коротких дистанциях — ножом, а в критических ситуациях — голыми руками. Конкретно на гепардов охотились с помощью арбалета, и Карлсон надеялся, что против большой кошки ему никогда не придется использовать нож, и уж тем более, голые руки.

Опять завыла гиена. Увлекшись наблюдением, Кандински не заметил, как у него из-под ног ушла почва — ухнул вниз изрядный кусок козырька. Несчастный охотник замолотил руками в воздухе и соскользнул с края. Карлсон не успел прийти на помощь, как до него донесся полный муки крик.

Он спустился со скалы в состоянии, близком к панике, однако с помощью уникомпа все-таки сумел определить, что до появления орбитального соглядатая осталось пять минут. Карлсон присел на корточки рядом с распростертым напарником.

Кандински застонал. Левая нога была раздроблена, острый край сломанной кости выглядывал из плоти, белое было густо измазано алым.

— Проклятие! — прошипел Кандински сквозь стиснутые зубы.

— Ну и кретин же ты, братец, раз сверзился со скалы.

— Ох-ох-ох! — простонал Охотник, когда Карлсон дотронулся до места перелома. — Похоже, то была проклятая зебра, — прошипел он через силу, сознавая, насколько смешно выглядит.

— Точно, зебра, — подтвердил Карлсон, посмотрев по сторонам словно в поисках выхода из создавшегося положения. Кандински считался опытным охотником; как бы он повел себя на его месте?

— Помоги мне, — взмолился покалеченный. Ответа не последовало, ибо Карлсон принял решение. Он встал.

— Хенрик, куда ты? Не оставляй меня! — Кандински попытался подняться, превозмогая боль. — Будь другом, вызови Базу, запроси помощь!

Карлсон помнил Охотничий закон.

— Ты прекрасно знаешь, Петр, что этого я сделать не могу. Никакого оружия и никакой помощи до завершения Охоты. База пришлет вертушку только забрать гепардов.

— Но они же не заберут меня. Живой, мертвый, невредимый, раненый, покалеченный — Охотник всегда может рассчитывать только на себя.

Кандински был на грани истерики. Это нечестно, на его месте должен был оказаться новичок Карлсон! Охотничьи законы, предназначенные для сохранения поголовья животных, которые еще недавно он считал мудрыми, внезапно показались ему бессмысленными и дурацкими. Только не я! Законы не должны касаться меня!

В воздухе снова разлился вой.

Тоже мне шуточки! Судьба сыграла с Кандински и выиграла — это было совсем не смешно. От страха у него сжался желудок. Гиены! О Господи, только их тут не хватало.

— Хенрик! Ради всего святого, Хенрик!

Неожиданно Карлсон зашел ему за спину, и Кандински почувствовал, как прохлада лезвия ожгла беззащитное горло.

— Если пошевелишься хоть на дюйм, я перережу тебе глотку, усек? Нас могут засечь сверху!

— Гиены, — простонал Кандински в ужасе. — У них зубы как резаки, запросто разгрызают трубчатые кости. Они нападают на спящих и уволакивают их — прочь. — Слезы стекали по обветренным щекам. — Меня разорвут на части и съедят живьем!

— Заткнись и постарайся не шевелиться.

В данном случае камуфляжные куртки были на вес золота. Карлсон и Кандински образовывали единое целое, как бы живую замершую картину, а связывал их нож. Минута, две… Незримый соглядатай пялился на буш с орбиты.

— А ты, оказывается, сволочь.

— Ничего личного, Петр. Ты знаешь Закон. Я останусь с тобой на несколько лишних минут. — Лицо Карлсона смягчилось. — И даже перевяжу тебе рану.

— Каким образом?

— С помощью твоего арбалета. — Он знал, что это пустая трата времени, но жест доброй воли возвысил его в собственных глазах.