Колесо Фортуны
Шрифт:
– Ну что ты все пишешь и пишешь? Тоже мне писатель нашелся... Что ж, по-твоему: ордера на комнаты у меня в кармане лежат, а я, как та собака на сене, - ни сам не гам и другому не дам?.. Да я бы с дорогой душой - на тебе ордер, и беги скорей в загс, только чтоб на свадьбу позвали... Обещает мне горсовет, и я тебе обещаю. На очереди ты первый. Вот и жди!..
Ему рассуждать легко. Попробуй порассуждать, когда тебе всего двадцать пять и ты любишь Ксаночку, как еще никто на земле никого не любил... Во всяком случае, такова
Капитана Егорченко в отделении, разумеется, не было, там сидел только дежурный - рыхлотелый лейтенант Щербатюк. Стол у него был завален книгами и конспектами. Щербатюк учился на заочном отделении республиканской школы и теперь готовился к сессии. Слушая Кологойду, он машинально кивал, поддакивал, а про себя думал, с какой бы радостью он поменялся местами с Кологойдой. А ведь тоже бегал, требовал, добивался... Добился. Ну и тут же, конечно, пацаненок... Пацан что надо, только черт его знает, что из него будет: днем ест, спит, а ночью орет. Жинка уже еле ноги таскает, он сам забыл, когда -последний раз выспался, одну сессию провалил и начал напрашиваться на дежурства, чтобы позаниматься.
Дежурство, конечно, есть дежурство, но все-таки какие ночные происшествия могут быть в Чугунове? Ну, дружки перепились и подрались, ну, парни завелись из-за девок и опять же подрались. До утра посидят в КПЗ и уходят шелковыми...
– Слышь, Вася, - сказал Щербатюк, - а ну, погоняй меня немножко в части оружия...
Кологойда оборвал свой негодующий монолог и с полминуты растерянно смотрел на Щербатюка, не понимая, зачем он говорил ему все то, что тот и так знал по собственному опыту, потом снял фуражку, расстегнул ворот голубой форменки и потянулся за "Справочником следователя".
– Ну, давай - ручное огнестрельное.
– Револьвер Наган, калибр 7,62 - раз, - сказал Щербатюк, зажимая палец.
– Пистолет ТТ, калибр 7,62, пистолет системы Браунинг, револьвер системы ВеблейСкотта, пистолет системы Макарова, калибр 9 миллиметров, пистолет системы Стечнина...
– А какое есть холодное оружие?
– Финский нож, кинжал, карманный нож...
– Стоп, стоп! Карманный нож считается уже не оружие, а инструмент. Из каких частей он состоит?
– Ну, колодочка и это... как его? Полотно, да?
– Нет там никакой колодочки, а есть ручка. Полотно бывает у пилы, а здесь клинок. Что в клинке различают?..
Основание, лезвие, обух, острие. Давай зубри, Грицко, а то плаваешь!
– И на кой черт это учить? Только мозги засорять.
– Не скажи! А если тебе доведется следствие вести, писать протокол. И вот, например, нож - главная улика. Что ты будешь писать? "Эта штука, которая в карманном ноже режет, была изогнута" - так, что ли?
Щербатюк пренебрежительно хмыкнул, но ответить не успел. Входная дверь распахнулась, и в комнату ввалился Аверьян Гаврилович. Он хватал
– Воры!.. Скорей!.. Помогите!..
– Застегнитесь, гражданин, - неприязненно сказал Щербатюк и показал пальцем.
– Извиняюсь!
– вспыхнул Аверьян Гаврилович и трясущимися пальцами устранил небрежность в туалете.
Странным образом это столь прозаическое действие повлияло успокоительно, и Аверьян Гаврилович снова начал обретать дар речи.
– Прошу вас! Надо немедленно. Что ж вы сидите?
Пойдемте или пошлите кого-нибудь со мной!.. Ведь они же там...
– Где там, товарищ директор?
– спросил Кологойда.
– Как это где? В музее, конечно! Раз вы меня знаете...
– Кто ж вас не знает?.. Один лейтенант Щербатюк, так он иногородний, а теперь и он узнает... Вот тебе и практика для твоих лекций, - повернулся он к Щербатюку.
– Вася!
– Щербатюк положил руку на свою рыхлую грудь.
– Будь человеком! Ты ж видишь, - кивнул он на груду конспектов и учебников, и бесформенное лицо его сложилось в гримасу отчаяния.
Кологойда, колеблясь, посмотрел на него, на Букреева и взял фуражку.
– Только имей в виду! Мне будет нужно - заставлю дежурить, хоть ты там рожай, хоть экзамены сдавай...
– Ладно, ладно, - сказал Щербатюк и склонился над конспектом.
Мягкостью характера Аверьян Гаврилович не отличался. Вся его взбудораженность на короткое время сменилась удивлением тому, как равнодушно встретили в милиции ужасную весть о ворах в музее, но тут же перешла в гнев.
– Я не понимаю, товарищи! Вам сообщают о воровстве государственного имущества, а вы, вместо того чтобы действовать, принимать меры, ведете какие-то странные разговоры, переговоры...
– Спокойно, товарищ директор!
– сказал Кологойда.
Он надел фуражку, проверил по носу положение козырька и вышел из отделения.
– Вот мы уже идем и сейчас начнем принимать меры... Главное не пороть горячку. Так что это за воры и где вы их видели?
Аверьян Гаврилович рассказал о загоревшемся вдруг в музее свете.
– Так, может, он сам загорелся? Вон у моей хозяйки лампочка была плохо завинчена, как грузовик мимо идет, дом трясется, она и блымает - то загорится, то гаснет.
– Не было там никакого грузовика! И потом - когда я постучал, свет сейчас же погас.
– Постучал?
– Кологойда даже приостановился.
– Зачем?
Аверьян Гаврилович смятенно развел руками.
– Черт те... Ужасно глупо, конечно... Как-то так получилось... Импульсивно. Понимаете?
– Нет, - сказал Кологойда.
– Кабы вы стояли на шухере, тогда понятно, а так...
– Что значит на шухере?
– Ну, на стреме, на страже, по-блатному. Один ворует, а второй сторожит, и в случае какая опасность - дает сигнал...