Колесо Фортуны
Шрифт:
Таким образом, вместо того чтобы озлобиться, Иван Опанасович проникся к Сашку, а через него и к его товарищам расположением и даже некоторым уважением. Вот почему, когда на его голову свалился американец и он не знал, что делать, где искать помощи, Сашко Дмитрук своим появлением напомнил о себе и своих товарищах, Иван Опанасович высунулся из окна и окликнул Сашка, тот остановился.
– А ну-ка, зайди до меня.
– А шо такое, дядько Иван?
– с опаской спросил Сашко. Ему вовсе не улыбалось повторение недавней порки.
– Да ты что, боишься? Дело до
Сашко вошел в кабинет и остановился у порога.
– Давай, давай ближе. Садись вот тут.
Сашко осторожно присел на краешек стула, готовый каждую секунду вскочить и убежать.
– Ну, как она, жизнь?
– спросил Иван Опанасович.
Сашко двинул одним плечом к уху и стесненно улыбнулся.
– Нормально.
– Бегаем по селу, воробьям дули показываем?
– Не, я и дома помогаю...
– Знаю я вашу подмогу... Целый день, как лягушата, из Сокола не вылезаете.
– Так каникулы же, дядько Иван!
– Да нет, я не против, сам такой был... Чего ж не купаться, если вода теплая?..
– Иван Опанасович мямлил, ища "подхода", не нашел его и решил говорить напрямик, без всяких подходов.
– Тут дело такое. Важное дело. Понятно?
– Не сводя с него взгляда, Сашко торопливо покивал.
– Приехал до нас американский турист.
Слыхал? Ну вот. А переводчик заболел.
– Так я знаю, батько ж его в больницу возил, - сказал Сашко.
– А? Ну да!.. Так вот, значит, американец остался один, и что он, к примеру, сейчас делает - неизвестно...
– Чего ж неизвестно?
– сказал Сашко.
– Рыбу ловит.
– Ага! Так ты его уже видел?
– А конечно! Здоровый такой, бровастый... Брови такие черные, мохнатые, глаз почти и не видать, а голова седая...
– Точно! Он самый!
– покивал Иван Опанасович.
– Так он по берегу Сокола ходит со спиннингом...
Спиннинг у него - закачаться! Я таких сроду не видел...
Ничего еще не поймал, - деловито заключил Сашко.
– То нехай ловит на здоровье... Не сегодня-завтра за ним приедут заберут отсюда, но покуда он тут - мы за него в ответе, значит, надо за ним как-то приглядывать. Понятно?
– Сашко поспешно кивнул.
– Кому это поручить? Люди в разгоне, при деле... Не отрывать же от работы? Да и неудобно как-то - ходить за человеком по пятам, а он, может, ничего такого и не думает... Ну вот... А вы все одно целый день на речке, в лесу болтаетесь. Вот тебя, к примеру, никто не просил, а ты и так все видел. Я и подумал: хлопчики вы уже разумные, сознательные, вам вполне можно поручить это дело.
– А конечно, дядько Иван!
– сказал Сашко и весь готовно подобрался.
– Только действовать надо с умом, - продолжал Иван Опанасович.
– Не ходить за ним по пятам, не торчать перед глазами, а так вроде вам до него никакого дела нету - вы сами по себе, он сам по себе. Издаля так, незаметно... Ну, и никому не болтать про это, держать язык за зубами.
– Все понятно, дядько Иван!
– сказал Сашко, и глаза его блеснули. Наблюдение будем вести скрытно...
– Сашко не пропускал в клубе ни одной
– А в случае чего - действовать по обстановке?
Иван Опанасович уловил металлический блеск в глазах Сашка и похолодел. Если бы он знал про джиннов и верил в них, он бы понял, что сам, можно сказать, своими руками выпустил из бутылки джинна мальчишеского воображения, а что этот джинн может натворить, предугадать не в состоянии даже он сам... Иван Опанасович про джиннов не слыхал, но когда-то и сам был пацаном. Он не стал гадать, что выдумают эти нынешние пацаны, он представил, что ему скажут, когда вызовут в Чугуново, и тут его бросило в жар...
– Нет!
– твердо и решительно сказал он.
– Никак не действовать! Ваше дело - смотреть. И точка! Понятно?
– А чего ж, конечно, - без прежнего энтузиазма сказал Сашко.
– То я уже пойду?
Дела наплывали одно за другим и мало-помалу оттесняли американца на задний план, пока он не затерялся в суматохе, телефонных звонках и спорах. Иван Опанасович шел домой обедать, когда издалека донесся звонкий детский крик: "Дядько Иван! Дядько Иван!" Иван Опанасович остановился, кое-где за плетнями, привлеченные криком, появились лица любопытных. Вздымая пыль, к нему бежал маленький Хома Прибора, а следом ковылял его толстопузый щенок.
Подбежав, Хома, выполняя, очевидно, инструкцию, оглянулся по сторонам и поманил рукой Ивана Опанасовича, тот нагнулся над ним.
– Чего тебе?
Громким таинственным шепотом Хома сообщил:
– Сашко сказал - уже!
– Что уже?
Хома наморщил, лоб и оттопырил губы, вспоминая про себя все, что Сашко поручил ему сообщить.
– Тот дядька американец уже пошел до дому.
Иван Опанасович, с трудом удержав ругательство, выпрямился.
– Ладно... Беги скажи Сашку, чтобы потом до меня пришел.
Хома припустил обратно.
– Шо там такое, Иван Опанасович?
– окликнули его.
– А!
– отмахнулся председатель.
– Ребячьи йграшки.
К тому времени, когда пришел Сашко, возмущение его несколько пригасло, но решение не изменилось.
– Ты что ж это, из дела на все село цирк устраиваешь?
– жестко сказал он.
– Я с тобой, как с серьезным хлопцем, а ты игрушки строишь? Тебе привлекать некого, хлопцев в селе мало? Ты бы еще из детсадика войско набрал... Ладно, хватит! Весь наш уговор отменяется. Пацаны - вы и есть пацаны! И чтобы близко до того американца не подходили, чтоб я про вас и не слышал! Понятно?
Сашко пристыженно зыркнул на него и опустил голову. Оправдываться было нечем. Он хотел, чтобы посвященных было как можно меньше, поэтому рассказал о поручении лишь Юке и Толе, но те отнеслись к нему без всякого интереса.
– Сыщики-разбойники?
– насмешливо спросил Толя.
– Я в детские игры не играю. Лучше почитать.
В Чугунове он взял у Вовки толстый том романов Сименона и теперь упивался повествованиями о доблестях инспектора Мегрэ. Юка насмотрелась на иностранцев в Ленинграде.