Колесо превращений
Шрифт:
Баба Матрена хитро посмотрела на милостника и ответила:
— Будет вам секреты-то городить. Ухоня мне обо всем еще вчера вечером рассказал!
Вышата бурно вздохнул: ну, Ухоня, ну, попадись мне под горячую руку!
А старушка, заметив негодование на лице милостника, попросила:
— Вы уж его не ругайте — он мне по большому секрету поведал.
Милав почесал затылок:
— Бабушка Матрена, «секреты» Ухони — это почти всегда то, что известно всем, кроме него самого. Так что не волнуйтесь — мы его не накажем. — А про себя подумал: «Хотел бы я знать: как можно наказать невидимое, нематериальное создание?»
Глава 10
ХИТРОСТЬ
— Что нового у нашего противника? — поинтересовался Аваддон, когда сэр Лионель, едва заслышав голос своего «добродетеля», кубарем скатился с наблюдательной вышки.
— Суета у них по всему лагерю, — ответил Кальконис с дрожью в голосе.
— А вы никак испугались? — прищурился чародей.
— Как можно, магистр, — искренне (ну, почти искренне) вознегодовал сэр Лионель. — Да с вами мне… мне никто не страшен!
— Слова не мальчика, но мужа! — Аваддон поудобнее устроился в кресле и стал пытливо разглядывать Кальониса. В течение некоторого времени он настойчиво искал в хитрой физиономии «философа» хоть намек на какое-никакое мужество, но видел лишь маленькие поросячьи глазки, суетливо перебегающие с предмета на предмет и ни на одном надолго не останавливающиеся.
«И послали же боги мне помощничка!» — подумал Аваддон.
— Должен вас успокоить, сэр Лионель, — сказал чародей, когда ему наскучило изучение Калькониса. — У нас в запасе еще есть кое-что…
Кальконис всей своей позой изобразил глубочайшее внимание. Аваддон продолжил:
— Я подумал: зачем нам охотиться за этим кузнецом, если он сам может прийти к нам прямо в руки? А вот как этого добиться, уважаемый сэр Лионель де Кальконис, я вам не скажу — ваша хитрая физиономия не внушает мне в последнее время никакого доверия.
— Магистр…
— И все! Я слишком долго полагался на вашу помощь, которая каждый раз выходила мне боком. Сейчас все будет по-другому.
— Как вам угодно…
Милав проговорил с бабушкой Матреной до самого вечера, даже на трапезу вечернюю не пошел (Вышата принес на медном подносе ужин и для кузнеца, и для старушки). Да только отказалась баба Матрена трапезничать — сославшись на дела неотложные, покинула шатер молодых воинов, сказав, что переночует у Бабы Яги, — как-то, когда она была еще просто Матреной (по меткому определению Ухони, Матреной-ядреной), ее пути с Бабой Ягой пересеклись на почве женских дел. Милав возражать не стал.
— Милости прошу утречком в нашу компанию, — пригласил Вышата старушку и проводил ее к Бабе Яге.
Делать было нечего, и Милав с вернувшимся Вышатой решили лечь пораньше. За безопасность их самих, да и всего лагеря можно было не опасаться, потому что ближе к вечеру стали прибывать лесные обитатели. Им определили место позади основных сил росомонов — в лесу. И теперь там бурлила своя, совершенно непонятная человеку жизнь. Засыпая, Милав слышал с той стороны самые разные звуки: от поросячьего визга и петушиного крика до совиного уханья и тонкого, пронзительного вопля, непонятно кому принадлежавшего.
Сон Милаву приснился под стать вечерним звукам. Толком он ничего не запомнил, но ощущение чего-то жуткого и тоскливого не покинуло, когда он проснулся. Было раннее-раннее утро. Со стороны стойбища Лесного Народа слышался
Милав поднялся, пытаясь восстановить в памяти хоть что-то из ночных кошмаров. Однако сколько ни старался — смог вспомнить лишь чувство безотчетного страха и ощущение зловонной бездны, в которую он падал бесконечное количество раз. Прежде подобных снов он никогда не видел, поэтому здорово расстроился. Когда проснувшийся Вышата весело его поприветствовал, он ничего не ответил. Удивленный милостник приблизился к Милаву вплотную и заглянул в глаза:
— Что с тобой?
Кузнец вновь промолчал. Он сидел на походной кровати и тупо смотрел перед собой. Встревоженный Вышата позвал Ухоню, но тот не откликнулся.
«И где его носит каждый раз, когда требуется помощь?» — подумал недовольно Вышата.
Милав по-прежнему безучастно смотрел в землю, и милостник встревожился не на шутку. Он выбежал из шатра и кинулся искать кудесника. Ярила он нашел не сразу (тот вместе с Бабой Ягой «инспектировал» Лесной Народ). Едва кудесник услышал, что с кузнецом неладно, оставил Бабу Ягу и почти бегом направился к Милаву.
— Стражу у шатра поставил? — спросил он, не оглядываясь.
— Нет… Зачем это?
— Зачем-зачем, — недовольно проговорил кудесник, — я же вам говорил вчера: нужно быть готовыми ко всему!
— Да кто на него в лагере нападет?!
— Ох, молодежь, — только вздохнул кудесник.
До шатра Вышаты они еще не дошли, когда поняли, что опоздали: с той стороны неслись звуки настоящего боя!
— Эхма! — выдохнул Вышата. — Опять меня Аваддон облапошил!
Он рванул из ножен меч и стремительно кинулся вперед. Кудесник отстал. До милостника долетел только его властный голос:
— Не дай Аваддону завладеть Милавом…
Вышата зарычал, как медведь, почуявший смертельного врага, и выскочил к месту, откуда слышались звуки боя. Ворога, атакующего росомонов, милостник не увидел, но от этого ему не стало легче — потому что источником шума оказался… Милав, прокладывающий себе путь сквозь ряды росомонов. Гриди, опешившие от неожиданного нападения кузнеца, оружия не применяли, не понимая, что происходит. А Вышате хватило одного быстрого взгляда на происходящее, чтобы понять: Милав прокладывал себе путь прямиком к подъемному мосту, который… который медленно опускался навстречу обезумевшему кузнецу! Вышата, напрягая легкие, гаркнул во все горло:
— Не пускайте его к воротам! Мост опускается!
Легко сказать — не пускайте! Кузнец шел сквозь человеческую толпу так же легко, как сквозь воду. Вышата видел, как отлетают в разные стороны гриди, даже не успев прикоснуться к кузнецу. Руки Милава работали подобно мельнице, расшвыривая воинов, словно котят несмышленых. Вышата с ужасом понял, что не успевает: ему приходилось перешагивать, перепрыгивать, перебираться через многочисленные препятствия, оставленные кувалдоподобными руками кузнеца. А Милав все шел. Мост уже опустился, и на нем стройными рядами стояли обеспамятевшие гриди. Тонко запели стрелы, и толпа вокруг Милава поредела. С этой стороны тоже полетели стрелы, но менее удачно восходящее солнце светило прямо в глаза росомонам.