Колесо судьбы. Канон равновесия
Шрифт:
«Ты водным баловством не увлекайся» — посоветовал мне Таймар. «Пить все равно не сможешь, да и силовой резерв она жрет, просто медленнее. Тебя Бастаен в оранжерее ждет. Я ему весточку кинул, что ты пришел в себя — мигом примчался».
Вздохнув, я набросил халат на плечи. О возможности спокойно просушить мокрую гриву и, наконец, выспаться придется забыть.
«Отлично, только разгони лаборантов. Чем меньше посторонних рож меня увидит, тем лучше».
Идя по коридору в оранжерею, я прислушивался к себе. Мышцы все еще отзывались мелкой дрожью и слегка болели, но слушались. Двигаться
Да, некоторые постройки, в основном жилые, лежали на поверхности луны, голубовато-белой, испещренной кратерами, усеянной валунами и скалами. Древние маги в прямом смысле слова вырастили надлунную часть зданий, подняв породу волнами и сомкнув ее не слишком высокими округлыми сводами. Окнами служили широкие толстые пластины прозрачного лирофанита, непонятно как и где добытые, а потом намертво вплавленные в камень. Красот пейзажа особо не разглядишь, зато светло и не так тоскливо, как внизу.
Бастаен явно нервничал. Еще не войдя, я услышал, как он гоняет во все стороны дурные мысли, боясь увидеть меня в новом облике. Ох, мука моя, жизнью жены выкупленная… Любила меня Рейн или нет, теперь дело десятое, я оставался виноват перед ней, и пожалуй, это пятно с совести не смоется никогда.
— Чего струхнул? — поинтересовался я, отворяя стеклянную дверь, ведущую в почти дикие заросли. Густой чуть влажный воздух пах землей и зеленью. Под прочным прозрачным куполом в нишах, кадках, горшках росло дышало и даже шевелилось множество самых разных растений. Между ними, согревая и опыляя, змейками носились мелкие воздушные и огненные духи.
— Да я… Так… Ничего. — сын вскочил мне навстречу, как подброшенный пружинкой мячик, чуть не сбив легкую плетеную мебель, тут же смутился и остался в тени огромного мясистого листа чашечника. Такие росли в каждом мало-мальски пригодном уголке луны и служили дополнительным источником чистого воздуха.
С рождения седой с редкого оттенка фиолетовыми глазами, сложением и чертами он больше походил на свою мать. Я упорно старался не замечать этого сходства, но иногда оно настолько бросалось в глаза, что хоть прочь беги. Сын, всегда настороженный и чуткий, как дикий горностай, старался встречаться со мной как можно реже и все больше уделял внимания девушкам и веселым компаниям, чем обязанностям наследника престола.
— Ты… — он смутился, не зная, как выразить свое изумление. — Это так… необычно. Отец, я… ну… Не пугай нас так больше, ладно?
— Не буду, — пообещал я, садясь во второе плетеное кресло под тем же «лопухом». — Надеюсь, ты простишь меня за обед не ко времени?
— Конечно, воля твоя, — кивнул он.
Великий Вещий, ну почему за почти триста лет его жизни я ни разу не мог поговорить с ним просто по-отцовски? Почему все вечно заканчивается взаимной неловкостью или ссорой? А ему по человеческим меркам всего шестнадцать! И родился
Дурак я. Неисправимый.
Явился молчаливый Мелканиан с двумя объемистыми кубками свежей крови на подносе — человеческой, между прочим, кто-то из лаборантов щедро поделился! — и свежайшей отбивной с кровью. С поклоном водрузил поднос на стол между нами и удалился. Я принялся за трапезу, подвинув ему один из кубков. Мальчишка его взял, но только пригубил, не отрывая от моего лица пристального взгляда темно-фиолетовых глаз.
— Отец, а это правда, что… Ну… Что у тебя будет жена-кхаэлья?
— Ну, когда это она еще будет. Но правда. А что? Я не должен?
— Нет, что ты! Просто… какая она?
Я задумался. Воображение тут же услужливо нарисовало образ лохматой рыжей девчонки с желто-зелеными глазищами, с неподпиленными коготками, с торчащими из нечесаной гривы ушами и хитрой мордашкой, вечно перемазанной то травой, то ягодным соком…
— Вот такая, — ответил я, выстрелив картинкой прямо в сознание сына. — Ей еще предстоит подрасти, прежде, чем речь зайдет хотя бы о помолвке.
Он впервые за весь разговор улыбнулся, тряхнув седыми локонами.
— Хорошенькая. И уж точно получше той мымры, которую ты при себе держишь, будет.
Я фыркнул и окончательно дорасправился с мясом, еле сдерживая сытое утробное урчание. Похоже, мне еще и кхаэльская мурлыкалка в горле досталась в придачу.
— Кстати о мымре. Как дела на Десмоде?
— Все сделано, как ты велел. Флаги в столице приспущены, объявлен траур, повстанцы радуются, мымра в печали. Ифенская часть Кланов потихоньку движется в сторону земель Ордена. Даже памятный обелиск поставили на месте твоей «гибели». В том, что Эль-Тару мертв, свято уверены все, а кто не уверен, тех Айвариан заткнули.
Я кивнул. Отлично. Все складывается как нельзя более удачно. И рингарские военные корабли у берегов Ниерра мне только на руку. Но действовать придется очень быстро. Иначе легко можно будет остаться без страны.
Сын тем временем спохватился, о чем-то вспомнил и выдвинул ногой из-под кресла длинный лакированный ларец темного дерева. Судя по форме и размеру храниться в нем могло только оружие. Судя по гербу на крышке — оружие непростое.
— Это Старейшина велел тебе передать, — присев на одно колено, Бастаен откинул крышку и бережно взял на руки двуручный меч.
Да такой, что я ахнул, не поверив своим глазам. Передо мной, поблескивая сталью, лежал Ловец Душ — смертельно опасный фламберг Владыки Кетара, страшное оружие, наделенное собственной волей и голодом. Я осторожно принял приятную тяжесть меча на ладони. Он тут же загудел, отзываясь. Но стоило приглядеться поближе, как наваждение пропало и стало видно, что это, скорее, младший брат кхаэльского Душелова. Металл клинка оказался не черным а скорее, зеленоватым, украшенная кованым оскаленным черепом гарда выглядела чуть менее вычурно. Да и сам череп, кстати, был не кошачьим а волчьим. Но все же, все же…