Колесо судьбы
Шрифт:
Ее мать еще не вернулась с работы. Тана свалила сумки на пол в своей спальне и вдруг услышала звонок телефона. Она поспешила обратно в гостиную.
— Алло!
— Говорит Уинслоу. Как дела, малютка? — Это было как глоток свежего воздуха в душном помещении. Тана заулыбалась.
— Здравствуй!
— Когда ты приехала?
— Только что. А ты?
— Вчера вечером, вместе с двумя сокурсниками. И вот я снова здесь. — Он обвел взглядом номер, который оставлял за собой его отец в гостинице «Пьерра». — Тот же город, та же тюрьма. — Он озорно улыбнулся в трубку. Они столько узнали друг о друге за время
Тана была рада возможности его увидеть.
— Спрашиваешь! Ты где?
— В гостинице «Пьерра», — сказал он, будто о чем-то не заслуживающем внимания.
Тана усмехнулась.
— Грандиозно!
— Не слишком. Мой родитель в прошлом году пригласил дизайнера и все здесь переделал. Теперь это выглядит как обыкновенный притон, но хорошо уже то, что я могу здесь остановиться, когда приезжаю в Нью-Йорк.
— Твой отец тоже там? — Она была смущена. Гарри иронически усмехнулся.
— Не смеши меня! Я думаю, что мой предок теперь в Мюнхене, он любит проводить там пасхальную неделю. Немцы очень ревностно блюдут христианские праздники, а также осенний праздник урожая. — В его голосе прозвучало на этот раз нетерпение. — Какая тебе разница? Приезжай, и мы устроим сабантуйчик. Я велю подать ленч в номер. Что ты хочешь? Заказ надо дать заранее, его исполнят через два часа.
Это произвело на нее впечатление.
— Я, право, не знаю… Может, гамбургер и коку? Как ты считаешь? — Ей это было в диковинку, но Гарри, по-видимому, ничуть не смущало окружающее его великолепие.
Когда она вошла к нему, он лежал на диване с босыми ногами, в джинсах и смотрел по телевизору футбол. Он сгреб ее в охапку и приподнял над полом, заключив в свои медвежьи объятия: было несомненно, что он искренне рад ее видеть, даже больше, чем она могла ожидать. Его пронизала дрожь, когда он запечатлел братский поцелуй на ее щеке. Наступила некоторая неловкость: им предстояло перенести ту близость, которая установилась между ними по телефону, в реальную обстановку. Но это длилось недолго, к концу ленча они вели себя как закадычные друзья, и Тана явно огорчилась, когда пришло время уходить.
— Тогда оставайся! Я сейчас обуюсь, и мы махнем в «21».
— В таком виде? — Она с сомнением оглядела свою клетчатую юбку и ноги, обутые в мокасины с шерстяными носками. — Мне надо домой: я не виделась с мамой целых четыре месяца.
— А я уже начал забывать эти семейные ритуалы, — сказал он скучным голосом.
Он выглядел еще красивее, чем раньше, однако Тана ничего не ощущала к нему, кроме чувства дружбы, которое все росло с момента их первой встречи. Только дружба. Она была уверена, что он тоже испытывает к ней чисто платонические чувства.
Она взяла с кресла свой плащ и повернулась к нему.
— Ты когда-нибудь видишься со своим отцом, Гарри? — Голос ее прозвучал мягко, в глазах было искреннее сочувствие. Она знала, как он одинок. Все каникулы он проводил либо у товарищей по университету, либо в пустой квартире или гостиничном номере. Об отце он упоминал только в ироническом контексте, рассказывая о его женщинах, собутыльниках, о том, как он мыкается по разным городам.
— Я вижу его очень редко: наши дороги пересекаются раз
— Какой он?
Гарри пожал плечами.
— Женщины находят его симпатичным… умный… холодный… — Он взглянул на девушку в упор. — Каким, по-твоему, может быть человек, убивший мою мать? — Тана съежилась под его взглядом, не находя, что ему ответить. Она уже жалела, что задала этот вопрос, но Гарри обнял ее за плечи и проводил до дверей. — Не забивай себе голову, Тэн: это было очень давно.
Но она не могла последовать его совету, считая, что Гарри не заслуживает одиночества: он такой красивый, остроумный, такой порядочный… и в то же время избалованный, дерзкий на язык, дурашливый. Когда они завтракали в номере в первый раз, он выдавал себя за англичанина; во второй раз вдруг заговорил с французским акцентом. Официантки не знали, что о нем и думать, а они с Таной держались за бока от хохота. Можно было предположить, что он паясничает так везде, и на обратном пути ей вдруг показалось, что ее жизнь вдвоем с матерью в их унылой квартирке не так уж и плоха.
В любом случае это лучше, чем роскошный и холодный декор в отеле «Пьерра». Номера там огромные, повсюду хром и стекло, предметы роскоши, рассчитанные на толстый кошелек. На полу невероятных размеров белые ковры, на стенах бесценные произведения живописи — но и только. Никто там его не ждет, когда он приезжает из университета, никто не будет ждать ни завтра, ни послезавтра. Гарри всегда остается один на один с батареей бутылок в холодильнике, с глазу на глаз со шкафом, заполненным дорогими костюмами, да еще с ТВ.
— Привет, мам, это я! — закричала она с порога. Джин бросилась ей навстречу и прижала ее к груди.
Лицо матери сияло от счастья.
— О, беби! Ты замечательно выглядишь. — Эта радостная встреча вновь заставила ее подумать о Гарри и обо всем, чего он лишен, несмотря на его богатство и громкое имя. У него нет того, что имеет она, Тана. Ей вдруг нестерпимо захотелось, чтобы он был счастлив. Джин смотрела на дочь такими счастливыми глазами, что Тана в кои-то веки и сама почувствовала радость оттого, что она дома. — Я увидела твои сумки и не могла понять, куда ты подевалась.
— Мне надо было повидаться кое с кем. Я не думала, что ты вернешься так рано.
— Сегодня я ушла с работы пораньше по случаю твоего приезда.
— Извини, мам.
— К кому ты ездила? — Джин, как всегда, хотелось знать, что делает ее дочь, с кем встречается, но Тана уже отвыкла давать отчет в своих поступках. Она помолчала, решая, надо ли рассказывать все. Потом заставила себя улыбнуться.
— Я была в отеле «Пьерра», у Гарри Уинслоу. Ты его вряд ли помнишь.
— Как не помнить! — Джин выказала живейший интерес. — Он сейчас в городе?