Колхоз: Назад в СССР 5
Шрифт:
— Я уже объяснял сто раз. Не понял. Ясно? — Андрюха моментально насупился. — Стоял, никого не трогал. Вдруг бабуля, как заорет. Да ещё рядом со мной. Стоит, рот открыла и голосит. А мать свое надрывается. Говорит, бей ее. Откуда я знал, что это про мышь. Подумал, мамке, как родной дочери, точно что-то известно. Может, у бабули заклинило и помочь надо.
— Ага. Помог. Три часа ее в бане лечили. Парком, да веничками. После твоей лопаты.
Наверное, Матвей Егорыч и Андрюха продолжали бы препираться дальше, на радость слушателям, которые еще шире открыли свои рты. Ничего себе, то один дед
Однако в этот момент в коридоре появился Младшенький. Вид он имел, прямо скажем, бледноватый. За ним следом шел врач. У того тоже на лице отчетливо читалось желание спровадить уже Сеньку, куда подальше.
— Так, дедуль, забирайте вашего фокусника. Он, конечно, парень весёлый, но знаете, требовать, чтоб ему предоставили предмет, который однозначно вышел наружу, это уж слишком.
Семен бросился, вроде, вперед, но, заметив нас с Андрюхой, притормозил. Наверное, ожидал, что я, на правах старшего брата, всыплю ему люлей.
— Нет, пацан. От меня можешь ничего не ждать. А вот матери обязательно расскажу. Потому что справка от психврача нужна тебе, а не мне. Это точно. Сегодня шашки с шахматами жрешь, а завтра что? Землю горстями начнёшь в рот пихать?
Я развернулся и пошел к выходу. Андрюха задержался уточнить у доктора, все ли хорошо. Матвей Егорыч распрощался с загрустившими зрителями, которые столь высоко оценили его талант рассказчика, и тоже двинулся к выходу. Сенька просто бежал вприпрыжку следом, причитая и уговаривая меня ничего не говорить Светланочке Сергеевне.
В итоге, пока мы отчалили от больницы, пока выехали из города и добрались до родных Зелёнух, время перевалило далеко за обед.
Дед Мотя всю дорогу упражнялся в остроумии, рассказывая о пользе клизмы. Сенька испсиховался, пока слушал. Сидел злой, красный и взъерошенный.
— Да ладно, пацан. Не бзди! — Матвей Егорыч хлопнул Младшенького по плечу, — У каждого в жизни бывает. И у меня тоже был казус. Все мужики, наверное, хотя бы раз в жизни это проходят.
— Правда? — Семен заметно оживился. Даже лицо стало не такое грустное.
— Кривда. Я человек был в таких делах неопытный. Клизма, это, знаешь, не просто так тебе. Тут, можно сказать, честь и совесть затронуты. А забрали меня с подозрением на заворот кишок. Бабка моя, сволочь, отправила. Специально, наверное. Три дня пирогами и булками кормила, чтоб в больницу запихнуть. Лишь бы я не выпивал. Понял? А ко мне до этого товарищ фронтовой приезжал. Загуляли мы немножко. Но это ж святое дело. И вот представь. Для их, врачебных манипуляций, необходимо было сделать клизму. Вызвают меня в процедурную. Место итак не самое приятное, сам понимаешь. Иду я туда без энтузиазма и с легким волнением. Перед глазами вся жизнь прошла отчего-то. Да и вообще... Думаю, вот ты, Матвей Егорыч, на старости лет докатился. Захожу, сиротливо топчусь на холодном кафельном полу и кошусь на лежак обитый клеенкой. А сверзу, значится, еще одна лежит. Сразу в голове картина представилась, зачем там эта клеенка нужна. Еще, главное, такая весёленькая. В цветочек. Короче, стою, нервничаю.
Медсестра через плечо бросает:
— Ложитесь. На голову — клеенку.
Я впал в ступор. Ад ноги
А медсестра еще злится, понял? Раздраженно прикрикивает:
— Чего замерли, мужчина? Вот клеенка, берите, ложитесь, у меня таких — все отделение.
Я в то время, понимаешь, еще в мужчинах ходил. До дедушки не дошел.
Делать нечего, ложусь на бок, лицом к стене. Видимо, думаю, это они так специально велят, чтобы лицо хотя бы не забрызгать. Теперь уже и не знаешь, что можно ожидать. Накрываю, значится, голову клеенкой. Под клеенкой-то слышу плохо и мне кажется, будто кто-то хрюкает. Думаю... наверное аппарат включили какой-то. Мало ли. Может она, эта клизма, уже не по старинке делается, а каким-то аппаратом. Потом хлопает дверь и наступает тишина. Потом слышу шум какой-то. Опять дверь хлопнула. Понимаю исключительно по звука, людей стало гораздо больше за спиной. Что такое происходит, не пойму. Я выползаю из-под клеенки и начинаю подниматься. Смотрю мой врач лечащий стоит. Рядом процедурная медсестра. И еще одна, значит, дама в белом халате. И все они трое с красными рожами. Засмеяться охота, но держаться из последних сил. Врач мой, значится, подходит, под ручку меня берет и участливо так спрашивает, ласково, с заботой:
— Матвей Егорыч, Вам плохо?
— Да нет, — говорю, — нормально, вроде.
— А почему вы так лежите? — Врач же опять интересуется. Все это с добрым взглядом. Понял?
— Мне медсестра сказала так лечь, вот я и лежу.
— А зачем вы голову клеенкой накрыли?
— Медсестра сказала "ложитесь, на голову клеенку".
Вот тут их и прорвало. Медсестричка сложилась пополам, что есть, и хохочет так, слово выговорить не может. Сквозь смех и рыдания она смогла выдавить из себя:
— Я сказала, ложитесь на голую клеёнку!
И все. Тут и остальные в голос захохотали. А я, представь, еще неделю лечился. Иду по коридору, а мне навстречу эти весельчаки в белых халатах. Вся больница, похоже, знала. Ржали, как дураки. А ты говоришь. Про твою то вон, кроме меня, Жорика и Андрюхи никто не знает. Ну, доктор еще и медсестра. Так я им перед уходом яду подсыпал. С такой тайной нельзя оставлять свидетелей. Главное правило разведчика.
Мы все трое, я, Андрюха и даже Младшенький испуганно посмотрели на Матвея Егорыча.
— Да вы чего? — Дел покрутил пальцем у виска. — Совсем того, что ли? Шутю я. Шутю. Вы на самом деле поверили, будто я так мог?
— Мы, Матвей Егорыч, наверняка знаем, что Вы и хуже можете... — Ответил я за всех.
Семен, услышав историю деда Моти, заметно приободрился, повеселел.
Видимо, даже в юном возрасте, ему не давала покоя мысль, что клизма для настоящего мужика — вещь очень сомнительная, посягающая на его достоинство.
— Эх… Все равно жаль. Я хотел, чтоб они мне эту шашку нашли, я бы ее на память взял.— Семен тяжело и тоскливо вздохнул.