Колхозное строительство 6

Шопперт Андрей Готлибович

— Вот ты наговорил, Василий Федорович, пять минут времени отнял — а ни слова информации. Что за страны «экзотические»? — Кивнул Филипповне, спросившей про кофий.

— Куба и Египет.

— Мать вашу, Родину нашу. На самом деле не тривиальный вопрос. Просится Египет, а условиями интересуется Куба? — чего тут гадать. Египет — это та ещё страна. Скоро ведь там опять война, а потом они резко донора сменят.

— Угадал. Что скажешь?

Что сказать? Куба? Самый преданный друг, хоть Хрущёв и умудрился с Фиделем из-за ракет в 1962 году поссориться. Тоже попрошайка. Как чемодан без ручки. Ну, рубли

вместо песо — это ведь ничего не меняет. Как вбухивали туда миллионы, так и будут вбухивать. Тут можно согласиться. А вот Египет? В будущем магазины в России будут завалены египетской картошкой. И туризм. А сейчас — миллиардные вливания в эту страну без малейшей отдачи. Нужно у них Шарм-эль-Шейх в аренду на сто лет взять. А ещё пусть всякими сфинксами и стелами расплачиваются.

Вот всё это Гарбузову и рассказал.

— Стало быть, соглашаться в обоих случаях? Египту точно хотел отказать, — после минутного молчания медленно, чуть не по слогам произнёс министр Финансов.

— Василий Фёдорович, какая у них валюта — это ведь не имеет большого значения. Главное — как-то сделать так, чтобы они кредиты хоть частично возвращали. Хоть чем.

— И так из-за них цену на сахар приходится высокую держать.

— Ну, всё, что надумал, сказал. Решай. К Косыгину ведь уже с готовым ответом идти надо.

— Зря просыпался только в такую рань. Бывай.

Посидел, ещё подумал. Нет, ничего в голову не лезло. А тут и отвлекли.

— Пётр Миронович, — Филипповна с кофе, — там, в приёмной, Геринг, — ржёт (глазами), подслушала разговор с Фурцевой.

— Давай сюда сына, — а что? Это ведь правда — он самый настоящий сын Германа Геринга. Отца ведь Германом звали. Ну, не тот. Бывает.

Посидели, поговорили. Долго не хотел Яков Германович министром сельского хозяйства Немецкой Республики становиться. Теперь вот смирился. Обсудили поставки новой техники, работу малой авиации — и уже перед уходом Пётр вспомнил один фильм про целину. Ну, где: кролик это не только ценный мех, но и 3–4 килограмма легкоусвояемого мяса.

— Яков Германович, а что вы знаете про ангорскую шерсть?

Завис мужик. Правда чем-то на того лётчика похож. Здоровенький, плотный. Мордатый, скажем так.

— Дорогая? Коз предлагаете разводить?

— Кроликов.

— А шерсть при чём?

— Ангорскую пряжу делают из меха кроликов.

— Да ну!

— Точно. Немцы ведь — мастаки кроликов разводить. Почему не ангорских? Завалим страну дорогой качественной шерстью, да и на запад за валюту продавать будем.

— А где взять? — загорелся. Настоящий министр.

— Поищем, — Бик поможет. В будущем мир завалит ею Китай. Пока лидер — Франция. Теперь, глядя в загоревшиеся глаза «сына», можно засомневаться в китайском варианте.

Глава 14

Событие тридцать второе

Глубокой ночью телефонный звонок. Сонный голос отвечает:

— Алло…

— Это 24-56-76?

— Вы что, с ума сошли? У меня вообще нет телефона!

Перед Петром сидели два самых немецких немца. Вот что первое на ум приходит при слове «Германия»? Ну, у некоторых — «Я! Я! О, дас ист фантастиш!». У Фурцевой — Геринг. Основная же масса народу российского представит себе машину. Та, что побогаче —

«мерина» и «бэху», вторая — «Фольксваген Поло», ну, и «Ауди»… «авоську»! А чего не помечтать-то? Но отбросим фантастов. Итак, Германия — это автомобили. В Германии — немцы. Имеем: немцы делают хорошие автомобили.

Эти двое были немцами. И они делали автомобили. Старшего звали Андрей Арвидович Липгарт. Семьдесят лет — но крепкий, в теле мужчина. Галстук, неплохой чёрный костюм, и (вот даже слов нет!) на правой стороне груди — пять сталинских премий. Может, больше и нет ни у кого. Одна — за танк, остальные — за машины. Разве это неправильный немец? Тот, что повыше и помоложе, выглядел рядом с соотечественником куцевато. Лауреат двух Сталинских премий второй степени и двух Государственных премий СССР. Всего-то. Ха. Последнюю получил недавно, в 1967-м, за создание конструкции семейства грузовых автомобилей «ЗИЛ-130».

Пётр при виде «молодого» ёжился. Тот самый дядька, что напугал его в автомобильном министерстве. Который похож на Андропова, как однояйцевый брат. Бывает же. Этот — немец, тот — подпольный еврей, а ведь одно лицо и рост. Комплекция. Худой, чуть сутулый.

Третий товарищ в этот триумвират не приехал — не успел. В дороге. «Товарищ» — им ровня. Не немец. Американец еврейско-русского происхождения — правда, корни в нем немецкие есть. Нет, не корни — корней нет. Есть — корень. Учился он в Германии. И учился делать автомобили тоже там, в Германии. Захарий Аркус Дунтов. Ничего нашему уму и сердцу. Какой Захарий? Где у него имя, где фамилия? А если так? Corvette! От General Motors. Создатель кучи «Корветов». Суперкаров.

Чего вдруг? Негры. Они почему-то решили, что заводы в Детройте не нужны. Они чадят, они громыхают. Они платят белым большие зарплаты, а чёрным — нет. Полыхнуло.

Дунтов уже с 1964 года начал работу над новым проектом Chevrolet Engineering Research Vehicle II, который должен был вырвать первенство «Шевроле» в области суперкаров на долгие годы вперёд. Тем не менее, идея заднемоторного «Корвета» так и не была одобрена руководством. Проект вялотекуще схлопывался без финансирования — а тут ещё и череда поджогов.

С Козьмецким, приехавшим в Америку оформлять страховку, их свела чашечка кофе.

После первой повторили.

— Министр экономики? У комми? Ты спятил?

Георгий Георгиевич, одетый в костюм и плащ от Дольче, хмыкнул и обвёл руками вокруг.

— Нравится?

— Плащ? Ну, красиво.

— Какой плащ? То, что вокруг творится?

— Ах, это? Там нет негров? — шёпотом.

— Нет. Там на них смотрят как в зоопарке, — таким же зловещим.

— Возьмёшь замом? — ржёт. Весёлый парень Захарка. Ну, не парень. Но ведь и не девка. Шестьдесят лет.

— Считай, уже принят. Начальником отдела проектирования и выпуска внедорожника — глубокой модернизации джипа «Эстансьера», сделанного на удлинённой базе Виллиса.

— О’кей, мистер министер. Когда летим? А то у меня три последних доллара. За кофе заплатишь?

Пётр опять среди ночи вставал по радостному звонку с «того свету». Ну, Новый же Свет.

— Пётр Миронович, не спите? — Козьмецкий русский знал прилично, и акцент был не режущий ухо. Американский такой. С проглатыванием гласных. Не узнать сложно.