Колхозное строительство 72
Шрифт:
– Хочу. Я процентов эдак на восемьдесят с Петром согласен. Он только молодой, и глупый по этой причине. Ничего, повзрослеет. Есть, как он сам выражается, «ход конём»: нужно довести ситуацию с национальными кадрами сначала до абсурда, а уж потом делать то, что Пётр предлагает.
– Поясните, Георгий Максимилианович, – Косыгин вытащил ручку из кармашка и раскрыл блокнот.
– Нужно создать в нацреспубликах нацрайоны. Поясняю: если в деревне, или городе, или области преобладают не национальные жители, то все руководящие должности должны там заниматься лицами именно доминантной национальности. Какого чёрта Донецк, Луганск, Одесса, Николаев должны по-украински говорить, и руководить ими
– Так половину у меня заберёте, – стал приподниматься Семичастный.
– Да хоть две трети. Ты с националистами во Львове порядок наведи! Жди, я на днях туда с тотальной проверкой нагряну. С Циневым Георгием Карповичем. Устроим там тебе «геноцид».
– Хорошо, Георгий Максимилианович, принимается ваше предложение, – Шелепин решил свернуть, а то мало ли ещё до чего старая гвардия договорится. – Вы тогда со своим комитетом все документы и подготовите.
– Ясное дело. Инициатива имеет инициатора. Только мне помощь не помешает.
– Кто-то конкретно, Георгий Максимилианович? Опять Тишков? – надул губы Шелепин.
– Пётр-то? Нет, он хоть и не полный кретин, но в делах национальностей профан – правда, вот в этот раз правильный вопрос поставил. Ну, вопросы-то мы все можем задавать. Ответы нужны. А мне нужны Микоян, Шепилов и Каганович.
– Ого! Вся сталинская гвардия. Ну, с Микояном не вижу проблем, Анастас Иванович – член ЦК. Забирайте его в свой комитет. А Шепилов, он в Киргизии?
– Нет, Александр Николаевич, он сейчас работает археографом в Главном архивном управлении при Совмине СССР.
– Его нужно вводить в ЦК?
– Пока рано. Посмотрим, не потерял ли Дмитрий Трофимович хватку – больше десяти лет прошло.
– А Каганович? Он чем сейчас занимается?
– Он у нас сейчас персональный пенсионер союзного значения и считается высланным в Калинин, но живёт на самом деде в Москве. Леонид Ильич на это самоуправство Лазаря Моисеевича рукой махнул. Забрасывает моё ведомство прошениями о восстановлении в партии. Я с ним на днях виделся. Рвётся в бой, – усмехнулся Маленков.
– Хорошо, забирайте и этого. Да и на самом деле нужно его в партии восстановить. Только в репрессии не скатитесь, – Шелепин устало махнул рукой.
– Ну вот и славно! – поднялся Косыгин. – С играми закончили. На повестке дня есть и гораздо более серьёзный вопрос. Китай. На кого мы будем ставить?
Глава 18
Интермеццо шестнадцатое
Залезает вор в квартиру, начинает собирать вещи. За всем этим наблюдает попугай в клетке и говорит:
– А Кеша все видит, а Кеша все видит.
Вор накрывает клетку одеялом. Попугай:
– А Кеша не попугай, Кеша бульдог.
Бывший старший лейтенант Махамбет Нурпеисов доехал до дома, где жил дядя Миша, и увидел во дворе такой же УАЗ. Ну конечно, ведь у подполковника два советских вездехода. Махамбет уже хотел было поставить вторую машину рядом, но во дворе было полно людей – вечер, прохладней стало, пенсионеры и пионеры, только со школы вернувшиеся, заполнили двор и весело галдели. Одни обсуждали первые уроки – только ведь учебный год начался, а вторые, понятно, – объявленное снижение цен на сахар и конфеты.
Пришлось проехать пару дворов и свернуть в третий. Там ситуация была та же самая: сидели на скамейках бабульки, носились пацаны, прыгали, играя в классики, девчонки с ногами-палочками
Изобразив из себя большого начальника, прошёл мимо сидевших на скамейке у подъезда пенсионерок, кивнул им, эдак почти вежливо, без улыбки. Услышал: «Здравствуйте», снова чуть наклонил голову и скрылся за очень туго открывшейся дверью подъезда. Две толстенные пружины стояли на страже прохлады, не запуская ни пыль, ни перегретый солнцем воздух.
Подъезд был «борющимся за звание…», о чём свидетельствовала жестяная табличка рядом с дверью. Внутри сразу это чувствовалось – занавески на окнах, горшки с цветами, традесканции и каланхоэ на подоконниках. Чистенько, коврики лежат, а на лестничной площадке между вторым и третьим этажом даже картина висит в самодельной рамке. Иван Грозный прижимает к себе только что собственноручно укокошенного сына. Чуть выцвела, но на фоне белых стен подъезда – вполне себе яркое, привлекающее внимание пятно. Сначала Махамбет остановился перед крайней дверью на втором этаже, достал ключ с бородкой и сравнил с прорезью – вроде подходит. Только хотел вставить, как за дверью послышались шаги, и мужской голос на весь подъезд закричал: «Тоня, мы есть-то будем сегодня?!».
Махамбета пробил холодный пот, и он прыжками пронёсся мимо неудачников-Рюриковичей на третий этаж. Остановился перед дверью, снова прикинул, подойдёт ли ключ. Может, напутал? Ведь пару раз всего был. Что, если не с этой стороны крайняя, а с другой? Решил подстраховаться, и тихонько постучал. Подождал, стукнул пару раз чуть громче. Тишина, только в соседней квартире гавкнула собака. Блин, арыс ит (проклятая псина), ещё ведь выйдет хозяин посмотреть, на кого пустолайка брешет в образцовом подъезде! Не раздумывая больше, лейтенант вставил ключ и провернул его. Дёрнул дверь. Заперта. Но ведь ключ подошёл и провернулся? Снова вставил и провернул в другую сторону, подёргал. Заперта. Да, что ж это за чудеса? Махамбет снова повернул против часовой стрелки и нажал на дверь – чуть сдвинулась. Он нажал плечом со всей силы – и неожиданно провалился в коридор. Чуть головой в висящее напротив двери зеркало не врезался. Осмотрел дверь, чуть в себя придя. Вон в чём дело! На раму набита толстенная кожаная нашлёпка от солдатского ремня. Видимо, дверь неплотно закрывалась – лето, дерево рассохлось, вот подполковник и набил кожанку.
Махамбет плечом закрыл дверь, вставил ключ и провернул. После этого прислонился спиной к двери и сполз по ней на пол. Пот целыми ручейками сбегал по лицу. Плохо быть загнанным волком, от каждого куста шарахаться.
Через пару минут сердце унялось, и он, кряхтя, как старик, поднялся и принялся обследовать квартиру. Гремел на кухне холодильник, чуть слышно рассказывала что-то радиоточка. Махамбет открыл старый ЗиЛ и осмотрел содержимое. Вытащил двухлитровый алюминиевый бидончик и отпил, проливая на себя холодное вкусное молоко. Хорошо! Поставил бидончик на стол и продолжил ревизию. Нашлись колбаса и хлеб, и даже небольшая кастрюлька с супом – куриным, с лапшой. После. Сейчас и бутерброда хватит. Доев и запив всё ещё ледяным молоком, и опять облившись им, Махамбет прошёл в ванную. Включил воду – пусть набирается. Пока осмотрел себя в зеркало. За эти дни он сильно похудел – под глазами появились тёмные пятна, и клочковатая бородка делала его чуть ли не стариком.