Колизей. «Идущие на смерть»
Шрифт:
– Хм, забавно… Ну а ты, Луция? – он кивнул в сторону римлянки. – Что будешь делать ты?
– Пока еще не решила. Надеюсь только, что по римским законам отец полностью потерял на меня права, отдав в гладиаторскую школу.
– О, ты непокорная дочь! Бедный твой будущий муж… Что ж, мы сейчас спросим у сенатора, готов ли он принять тебя обратно. Присутствует ли здесь Луций Нумиций?
Глашатай повторил вопрос, и недалеко от императорской ложи поднялся мужчина в белой тоге с широкой пурпурной полосой, при виде которого
– Сенатор Луций Нумиций, готовы ли вы принять обратно свою дочь, если она получит свободу?
– Нет, Цезарь, – гордо поднял тот побагровевшее от стыда лицо, презрительно оглядывая Луцию с головы до ног. – Я отказался от нее в тот день, когда она опозорила меня. Теперь я пущу ее в дом только рабыней на кухню.
По трибунам пробежал шепоток. Многие не любили сенатора за его крутой нрав и от души сочувствовали бедной девушке.
– Хорошо, – кивнул Тит, давая знак, что сенатор может сесть. – Ну а ты, охотница с сожженным лицом? Что со свободой будешь делать ты?
– Я найду свою мать, и мы вместе вернемся на родину.
– Это достойное желание, и я его уважаю. А что будет делать стоящая рядом блондинка?
Корнелия подняла на него глаза и не смогла сказать ни слова, невзирая даже на щипок Луции, пытавшейся таким экстравагантным способом разговорить подругу.
– Две остальные?
– Одна из них моя подруга, – поторопился внести ясность Домициан.
– А вторая? Что будешь делать ты?
– Я хочу уехать домой, повелитель. Даже если там не осталось ни одной живой души.
– Ну что ж, я услышал ваши пожелания и принимаю следующее решение: я дарую венатриссам рудисы и тем самым освобождаю их от гладиаторской повинности. Но я не отпускаю девушек на свободу, во всяком случае, пока не решу их судьбу. До этого момента они будут жить в моем дворце на правах гостей… Впрочем, к присутствующей здесь Луции Нумицилле это не относится. Мне доложили, что сенатор Луций Нумиций, передавая дочь в «Звериную школу», юридически не оформил ее продажу в рабство. Таким образом, она свободная гражданка Рима, и раз отец отказался от нее, то я беру девушку под свое покровительство.
После того как глашатай громко повторил решение Тита, весь Амфитеатр взорвался аплодисментами.
– Граждане Рима! Император Тит по доброте своей и из уважения к воле своего народа награждает этих девушек золотом и рудисами.
Раздалась еще одна овация. В это время на арену вынесли деревянные мечи, и Гней Рутилий медленно прошествовал на арену, чтобы вручить их девушкам. Но торжество – увы! – оказалось смазанным, поскольку при первой же попытке сделать шаг ему навстречу Ахилла молча рухнула на песок, потеряв сознание. Трибуны ахнули.
– Ха, похоже, кое-кто останется без приза! – язвительно фыркнул Кассий, глядя не на скорчившееся тело, а на встревоженного Севера, напряженно вглядывающегося в мимику подбежавшего к Ахилле лекаря.
–
– Ах, – раздалось у него за спиной, и Корнелия последовала примеру своей скифской подруги.
На трибунах раздался короткий смешок.
– Да бегите быстрее, – в сердцах махнул рукой эдитор рабам, мчавшимся к нему с носилками через арену. – Еще не хватало, чтобы здесь все в обморок попадали.
Он неуверенно покосился по сторонам, вертя рудис Ахиллы в руках, не зная, что с ним делать.
– Дайте сюда, – не выдержала Луция и ловко выхватила деревянный меч из рук Рутилия. – Она его честно заслужила.
И девушка положила меч на носилки рядом с подругой.
– А теперь, граждане Рима, вы увидите удивительное выступление фессалийских всадников! – вспомнил распорядитель о своей прямой обязанности. – Сейчас они покажут свое умение управлять лошадьми только силой своих ног! Уздечка им совсем ни к чему!
И на арену один за другим начали вылетать на легконогих конях прекрасные юноши. Скакуны, не обремененные уздечками, буквально летели над ареной, а их хозяева демонстрировали чудеса выездки, направляя движение четвероногих партнеров ногами и маленькими палочками, которыми легко касались конского затылка и ушей. Непостоянная в своих привязанностях толпа тут же переключила внимание на новое зрелище, и девушки, наконец, получили возможность потихонечку исчезнуть с арены, следуя за носилками, на которых уносили Корнелию и Ахиллу.
По сумрачной галерее, в которой после солнцепека было даже зябко, их провели в помещение лекарни, где их ждали хирурги. Девушек переложили на операционные столы, раздели и обмыли раны. Оказалось, что у Корнелии все обошлось как нельзя лучше: пес успел только слегка ободрать клыками шею, откусив самый кончик уха, кровь из которого залила тело галлийки так, будто она вся – живая рана.
С Ахиллой получилось несколько сложнее, но хирург, зашив рану, благодушно похлопал по плечу Луцию, склонившуюся над подругой.
– Все нормально, красотка! Эта девчонка живуча как кошка. У нее и без того уже пяток шрамов было, так что ей не привыкать. А теперь можете нацепить на нее все обратно и тащите в школьный лазарет. Вот мужики обрадуются!
– Иди в Аид! Мы ее заберем с собой во дворец. Там она быстрее поправится. Так что счастливо оставаться! Свами, позови рабов! А, впрочем, не надо – вон Нарцисс идет.
– Ну что, красотки? – голос тренера был все так же строг, будто он не потерял еще на них права. – Все обошлось как нельзя лучше. Меня из-за вас никто не распял – и слава Юпитеру! Быстро забирайте свои полутрупы и вон отсюда. На улице вас ждут носилки. Рудисы не забудьте. Скоро ужин, и я не собираюсь сдохнуть от голода только потому, что весь вечер провожусь с вами.