Колледж Святого Джозефа
Шрифт:
Взрослые и солидные люди — экономически активное население, как их принято называть по-научному — не обратили внимания на «свод рекомендаций», упомянутый вскользь в новостях. Потому что Хэллоуин их никогда не интересовал, а ДСВ интересовал только в контексте подарка второй половине. Что касается некультурной брани, то как тут удержаться от крепкого словца, будучи раззадоренным пивком и футболом или не успев урвать шмотку за полцены на распродаже?
Чуть более древние слои населения тоже не ощутили эффекта спасительной брошюры. Только однажды бабульки на рынке столкнулись с неприятностью: она свалилась
Он пришел в полдень, когда у бабок шла бойкая торговля, и попросил прекратить продавать тыквы молодым людям. Таким тоном, словно это был героин.
— Да, ты чего, сынок? — поинтересовалась бойкая старушенция, маленькая и вертлявая. Половину ее выручки делали тыквы.
— Ты чего это вздумал нам указывать? — взревела тетка, похожая на бегемота. Тыквы составляли почти всю ее выручку.
— Ты че, ваще? — поинтересовался небритый мужик с внушительным перегаром и мрачно сплюнул на растрескавшийся рыночный асфальт. Это был Виктор Евсееич. Он поставлял тыквы в Школу Святого Иосаафа в промышленных масштабах и успел сколотить на этом состояние. Оно состояло из небольшого, но крепкого кирпичного домика в пригороде и ладно работающей Нивы-Шевроле, в багажник которой каждый октябрь с нежностью и любовью загружались круглые оранжевые ягоды с собственного поля Виктора Евсеича.
— Запрещено, — немного струхнув, пролепетал парень.
— Кто мне запретит? — зарычал Евсееич, — ты, что ли?
Торговки глумливо засмеялись.
В этот момент к прилавку бойкой старушенции подошла робкая восьмиклассница в трогательном худи с ушками на капюшоне.
— Ты, дочка, бери тыковку, не стесняйся. Я еще когда девчонкой-то была, то мы морды вырезали да на забор вешали, чтобы взрослых, что из клуба шли, перепужать! А они ишь! Воспрещать вздумали! Бери, дочка.
— Спасибо, — пискнула девчонка, схватила маленькую, но идеально круглую тыковку, отдала старушенции смятую бумажку и убежала, дабы не оказаться в центре скандала.
Бойкая старушенция победно уставилась на парня.
— Так ведь сатанизм, бабушка! — попробовал парень зайти с другой стороны, — от лукавого праздник!
— Тьфу на тебя, — старуха замахнулась на него грязной тряпкой, которой вытирала прилавок, — какой такой сатанизьм? Забавы это все, да и только! Малые мы были! Какой Сатана тебе?
В подтверждение своих слов она топнула тощей ножкой, обутой в теплый ботинок, словно ставя точку в дискуссии.
— Торговали, и будем торговать! — сурово буркнула тетка, похожая на бегемота. Она любила, чтобы ее слово оставалось последним.
Парню не оставалось ничего, кроме как убраться восвояси.
В это же время точно такой же парень — в рубашке и очках — поднимался по ступеням рок-клуба «On the cock». Клуб недавно анонсировал, что на Хэллоуин в его кулуарах пройдет забойное мероприятие с какими-то крутыми пауэр-металлистами, морем пива и обнаженными женщинами на подтанцовке.
Существенным отличием «клубного» засланца от «рыночного», было то, что «клубный» обливался холодным потом. Он отдавал себе отчет, куда его послали насаждать нравственность и что с ним там могут сделать. Тем не менее, он глубоко вздохнул и мужественно поднялся по ступеням.
Скрип
— Что? — мрачно спросил Игорь.
— Я пришел к вам по поводу грядущего мероприятия, — пролепетал парень, расстегнул свой портфель и достал оттуда какие-то бумаги.
Игорь, который в миру был человеком культурным и любопытным, про Духовную Безопасность был наслышан. Он от души посмеялся, читая сообщения информационных агентств. Особенно его повеселили выдержки из «рекомендаций», в которых сложными словами объяснялось, что праздновать «чужие» праздники нехорошо. Не то, чтобы совсем плохо, а нехорошо. Не то, чтобы совсем запрещено, а рекомендуется не праздновать.
Теперь же после отличной вечеринки, Игорь меньше всего хотел слушать всю эту ересь. Он хотел пить, спать и в туалет. Поэтому, как только парень застегнул свой портфель, Игорь взял его за шкирку, подвел к двери и рывком открыл тяжелую железную дверь. Он выволок вяло сопротивляющегося противника наружу и ловко спустил его с пяти ступенек, что вели к крыльцу. Парень упал в отцветшую и раскисшую клумбу, закиданную бычками и другим подозрительным содержимым.
— Еще раз придешь, я из тебя чучело набью.
Высказав это мрачное обещание, Игорь вернулся в клуб и запер за собой дверь на два оборота ключа.
Акция по внедрению духовной безопасности стремительно проваливалась. Спасение пришло с неожиданной стороны. Губернатор Федор Гаврилович Кравченко — мужчина видный и усатый, патриархальных взглядов (по нынешним меркам, это означало «содержащий не больше одной любовницы») — поставил на рекомендациях свою подпись. Чем именно он руководствовался, для жителей города осталось загадкой. Может, его пиар-служба тогда решила, что духовная безопасность — это чудесная возможность подчеркнуть свою заботу о населении.
Местная пресса кинулась муссировать термин «Духовная безопасность», но так как обсуждать было особо нечего, то выкрики свелись к словосочетанию «подпись губернатора Кравченко». Большинство из них и вовсе ограничилось короткими информационными заметками. Кто-то высказался одобрительно, а Заваркина, напротив, выступила с резкой критикой, на которую никто не обратил внимания.
— Надо было не выступать по пустякам, — притворно огорчилась она, — приобрела себе славу вечно лающей дворняжки.
Дабы придать духовной безопасности наглядный характер, было решено привлечь творческих людей. Планы ударной группы по борьбе со злом и наступлением на город Б пожирающего душу капитализма чудесным образом совпали с амбициями молодого и богатого на художественные образы режиссера Яичкина. Он развернул масштабный, но довольно расплывчатый проект для детей и юношества, назвав его «Под землей».
Подпись губернатора, хоть и неофициально, но обязывала бюджетные учреждения к исполнению рекомендаций по духовной безопасности. Режиссер Яичкин с удовольствием взял на себя обязанности приглядывать за школами и средними профессиональными учебными заведениями.