Колледж Святого Джозефа
Шрифт:
Случилось чудо: к Соне подошли старшеклассницы, которые до этого момента, завидев ее, только фыркали и отворачивались. Соня сидела на полу и с отвращением смотрела на пуанты, в которые ей предстояло вставить свои разбитые, опухшие, замотанные пластырем ступни.
— Что ты знаешь о тайном бале Святого Иосаафа?
Соня уставилась на них в недоумении.
— Его Заваркина организовывает. Мы должны будем там танцевать, — нетерпеливо отозвалась девушка в классных леопардовых сапожках. Такие одевались на пуанты или джазовки и замечательно грели ноги. Соня давно себе хотела купить такие, потому
— Откуда вы знаете Заваркину? — спросила Соня у Леопардовой.
— Мы ей должны, — загадочно ответила та.
— Она избавила нас от Рейнхолмихи, — ляпнула круглощекая деваха, едва-едва державшаяся в «балетном» весе. На ней была укороченная розовая кофта, такие же колготки, гетры длиной во всю ногу и элегантный шоколадный купальник. Соня про себя окрестила ее Розовой. Когда она встала с пола, оказалось, что Розовая даже выше ее ростом.
— Тссс, — зашипели на нее подружки.
Вера Рейнхолм — старая немка, похожая на высохшую цаплю, была самым суровым репетитором в балетной школе: она гоняла старшеклассников до тридцать второго пота и до крови из пуантов. К ее чести надо сказать, что из ее учеников действительно выходило что-то путное.
Однако, никто из присутствующих не был заинтересован в балетной карьере: похоже, этих барышень, как и Соню, запихали сюда насильно. Они были детьми из приличных семей, мечтали удобно и уютно выйти замуж и, видимо, поэтому столько времени уделяли внешнему виду. Третья старшеклассница, например, серьезно увлеклась игрой «я — балерина». На ней был джемпер, нарукавники, гетры — всё ослепительно белого цвета. Ансамбль дополняли черные леггинсы, безумно дорогие высокотехнологичные пуанты, которые протирались в два раза медленнее обычных. На голове у нее был наверчен идеальный пучок из сверкающих русых волос. Выглядела она умопомрачительно.
Соня тоже пострадала от «ласк» Рейнхолмихи. Ей, как лучшему репетитору, настойчиво пихали Соню, но та, как лучший репетитор, так же настойчиво отказывалась. Соне, несмотря на ненависть к балету, было неприятно слушать из раза в раз что она — негодный материал, туша, жирная корова, которой никогда не стать балериной. В отличие от старшеклассниц, она даже перестала заботиться о красивой балетной одежде, сочтя эти траты лишними.
— Значит, ты ничего не знаешь, — разочарованно протянула Черно-белая.
— Меня в технические детали не посвящали, — надменно ответила Соня. Ей не хотелось признаваться, что она действительно не в курсе.
— Значит, точно не знаешь, — резюмировала Черно-белая, повернувшись к Соне спиной, — пошли готовить танец.
— Она сказала, что съемка будет, — воодушевленно Леопардовая, тоже потеряв к Соне всякий интерес, — потом можно будет выложить в блог.
— Еще сказала, что у нее будут фаер-шоу и живой тигр! — по секрету поведала Розовая, помахав Соне рукой.
Старшеклассницы, продолжая болтать, удалились. Соня в раздражении подняла свою сумку с пола и достала оттуда спасенный Заваркиной «блэкберри».
— Я тебе покажу живого тигра, — прошипела она и принялась раздраженно тыкать в кнопки.
Сей Сеич работал в школе Святого Иосаафа вот уже двадцать два года. В штатном расписании он звался учителем физкультуры, но на самом деле… На самом деле Сей Сеич был директором
Так его прозвали ученики еще в то время, когда театр «Aragosta» еще считался цирковым кружком, который Сей Сеич организовал десять лет назад на добровольной основе. В самом начале он учил детей простым цирковым трюкам: жонглированию и несложной акробатике.
Когда цирковой кружок привлек к себе внимание и пополнился несколькими очень артистичными ребятами из старшеклассников Святого Иосаафа, Анфиса Заваркина, от безделья вертевшаяся рядом, придумала пятнадцать вариантов названий на разных языках. Сей Сеич остановился на слове «Aragosta», что в переводе с итальянского означает «лангуст».
Сей Сеич где-то слышал, что продолжительность жизни лангуста учеными не установлена, и он углядел в этом знак: в любой момент Ангелина Фемистоклюсовна могла решить, что он отвлекает детей от учебы или развращает их «неподобающим образом жизни»: ведь не к цирковой карьере готовит Святой Иоасааф своих выпускников. Она легко могла перекрыть им кислород, убив на корню столь многообещающее начинание.
Сей Сеич предпочитал об этом не думать. Единственное, что он видел в этих детях — это их настоящее. Заброшенные, позабытые, очень одинокие подростки, у которых были новые гаджеты и одежда с иголочки, но не было ни капли внимания старших. Никто не спешил защитить их или показать, как справиться с испытаниями, что подкидывает им жизнь. Сей Сеич объединил их, дал им общее дело, а главное — он дал им жизненные ориентиры. Ребята работали с полной отдачей и знали цену благодарности: каждого хлопка аплодисментов, каждой улыбки ребенка и каждого «спасибо» от взрослого.
Ему, опытному и мудрому преподавателю, попадались и совершенно дикие «питомцы». Вроде Заваркиных. Сей Сеич не смог их приучить: Вася и Ася отличались какими-то несвойственными их возрасту взглядами на окружающее — цинизмом и нетерпимостью к чужим слабостям — которые отпугивали даже ребятишек из Муравейника, не говоря уж о «домашних». Иногда Сей Сеич недоумевал: каким чудом эти зверята попали в Иосааф? И как, ради всего святого, они умудряются здесь удерживаться.
Сей Сеич помнил их совершенно отчетливо. У Анфисы были густые каштановые волосы, и она носила огромные ботинки, в которых не могла пройти и полметра, не запутавшись в собственных ногах. Однажды Сей Сеич дал ей очень красивые пои — будто сделанные из лепестков роз — и показал одно несложное движение. Сначала неуклюжая Анфиса стукнула себя в глаз, потом Сей Сеича по затылку, после чего наотрез отказалась продолжать учиться.
Василий Заваркин в то время увлекался видеосъемкой. Он снял для цирка промо-видео, в котором факиры дышали огнем, а акробаты делали кульбиты. Видео было грамотно смонтировано и получилось очень стильным. Как тот странный Цирк Солнца, что теперь так любили все вокруг.
— У тебя талант, — сказал Сей Сеич тогда, похлопав Васю по плечу. Тот только улыбнулся.
Сей Сеич очень горевал, когда Вася погиб. Он всегда выглядел старше своих лет: еще в школе начал лысеть и приобрел глубокую морщину между бровями. Как-то забывалось, что этот парнишка еще молод, очень молод для того, чтобы решать взрослые проблемы. Сей спрашивал себя, мог ли он чем-нибудь помочь. И тут же отвечал себе, что нет, не мог. Никто не знал, что у Васи такие масштабные долги, кроме его друга Ивана и, наверно, самой Анфисы, которая была слишком горда, чтобы просить о помощи. После школы они почти утратили связь: Заваркины только иногда приходили на представления «Арагосты», чтобы поздравить Сея Сеича с началом лета.