Колледж Святого Джозефа
Шрифт:
— Почему мы встречаемся именно тут? — поинтересовалась она у Егора.
— Простите, что заставил вас тащиться в такую даль, — улыбнулся Егор, — у меня тут встреча.
Они встретились в уютном пабе, притаившемся на углу центральной улицы маленького английского городка. Рядом, через квартал, стремилась в высь старая церковь Всех Святых, что изрядно повеселило путешественников: они воспринимали как «свое» всё, что хоть как-то намекало на Хэллоуин.
— Значит, вы решили пожениться? — спросила Дженни у Сони и Кирилла.
— Да, — хором сказали они и хитро посмотрели друг на друга.
— Через год, — сообщил Кирилл, — вы приглашены.
Они жили и учились в Москве, но церемонию решили устраивать в родном городе.
— Тесть мне какой-то
— Ты с кем-нибудь встречаешься? — спросила Соня у Егора. Тот нерешительно кивнул.
Он познакомился с Олесей в колледже. Она была чудесной девушкой: миленькой, большеглазой, очень обаятельной. Крохотная блондинка из приличной и состоятельной русской семьи, она имела все нужные качества, чтобы стать его идеальной женой и чудесной матерью его детям. Егор почти смирился с перспективой такой же скучной и приличной жизни, какую по сей день вели его родители: с отцовскими периодическими пьянками и хождением по проституткам и материнским транжирством и истериками. Такая жизнь, по его прикидкам, должна была наступить примерно уже через год после пышной и торжественной свадьбы.
Егор привез Олесю в Б, чтобы представить родителям как свою невесту. Она легко сходилась с людьми и уже через пятнадцать минут весело чирикала с матерью и улыбалась подросшей Вике.
Господин Боряз был отстраненно вежлив и молчалив. Он наблюдал за Егором, который то и дело выпадал из разговора в свои мысли, или смотрел на телефон, или разглядывал лепнину на потолке, или гладил собаку — в общем, скучал. Господин Боряз плеснул скотча в два бокала, сыпанул льда и поманил сына на балкон. Там, оперевшись на перила и передав один стакан Егору, он задал один единственный вопрос:
— Сын, ты счастлив?
Егор оторвался от созерцания луны и островерхих крыш поселка и посмотрел на отца. Он смотрел секунд тридцать, после чего отхлебнул из стакана и сказал просто:
— Да.
В этом «да» господин Боряз углядел свои тихие семейные вечера с нелюбимой женщиной, когда хочется воткнуть нож себе в руку, лишь бы произошло хоть что-нибудь, унылые губернаторские приемы, где все друг друга ненавидят и презирают, а также вечную борьбу с собой и подступающей к горлу желчью. Он вздохнул, запустил руку в карман и достал оттуда свернутую вчетверо салфетку из кафе «Язъ».
— Когда случился скандал с томографами… — начал он.
— Папа, не надо… — скривился Егор.
— Дослушай! — властно велел господин Боряз, — когда случилась эта досадная неприятность, я имел разговор с Анфисой Павловной. Я предложил ей любую помощь, которую только смог оказать… Она, естественно, отказалась, будучи чрезмерно гордой, заносчивой и нетерпимой. Ну, ты сам лучше меня знаешь все ее положительные качества.
Его молчал, снова уставившись на луну.
— Тогда я спросил, если ей вдруг придется исчезнуть из города, не хочет ли она что-нибудь передать тебе через меня. Тогда она отдала мне это.
Господин Боряз протянул сыну салфетку.
— Почему ты не отдал мне этого раньше? — тускло спросил Егор.
— Она попросила меня. Она сказала, что эта записка должна оказаться у тебя в тот момент, когда ты будешь способен трезво мыслить и будешь способен выбирать. Будучи умной женщиной, она знала, что восемнадцатилетний юнец тут же кинется использовать любую информацию о ней себе во вред.
— Что в записке? — Егор взял бумажку у него из рук.
— Я не знаю, — господин Боряз хлопнул сына по плечу, — сделай правильный выбор.
Егор простоял на балконе довольно долго. Ему не хотелось снова ввязываться в эти отношения, пусть и виртуальные. Он знал, что дальше будет если не больно, то очень и очень некомфотно, и ему не хотелось объяснять свое взвинченное состояние ни Олесе, ни матери. Но и выбросить просто так, не прочитав, прощальную записку Анфисы Заваркиной, он не мог.
Егор медленно развернул листок.
madteaparty2013@yandex.ru
Пароль: zdctulf,elent,zk.,bnm
Егор
Он открыл ноутбук, вошел в эту почту и ткнул в письмо наугад.
Я не помню своей семьи. Но мое бурное воображение любезно предоставило мне и любящую маму, и папу, и даже бабушку, которая играла со мной в кубики и читала по слогам стихотворения. Их призраки витали надо мной тридцать лет моей жизни: незримые, бестелесные, беспомощные и бесполезные. Они не укрывали меня от невзгод, не мазали зеленкой разбитые коленки и не чинили любимую куклу. Да и вместо куклы у меня был учебник по юриспруденции: надо иметь внушительные багаж знаний, чтобы грабить нефтеперегонные заводы. Помнится, твоей любимой игрушкой была «Неорганическая химия»…
Став постарше, я, как и любая девчонка, тоскливыми зимними вечерами набрасывала в своем воображении образ прекрасного принца, который однажды прискачет на лихом гнедом коне, острой шашкой порубит на тонкие кусочки моих врагов и заберет меня в новую жизнь, в которой не будет ни грязи, ни пыли.
Я встретила его, когда мне исполнилось тридцать три. Он молод и настолько горяч, что даже волосы его цвета пламени.
Однажды мы лежали с ним на полу, щурясь на холодное мартовское солнце. Мы слушали музыку, которую он сочинил: рокападди, со всякими флейтами и матюками. Когда закончилась очередная песня, он приоткрыл глаза и сказал, что любит меня. Мне захотелось закричать в ответ: «Я безумно тебя люблю! Вместе с твоими флейтами, ремнями с дурацкими пряжками и косыми мыщцами живота, которыми ты так гордишься. Я отдала бы обе почки и жила бы всю жизнь на диализе только лишь за возможность целовать их каждое утро». Но я промолчала. И за последние тридцать лет моей жалкой жизни это молчание — единственное, о чем я жалею.
Сердце стучало у Егора в горле, когда он ворвался в спальню родителей. Бесцеремонно включив свет, он растолкал отца и заявил:
— Мне нужна Зульфия.
— Кто? — господин Боряз разлепил глаза и нашарил на тумбочке красного дерева очки.
— Она работала в «Благой вести» пять лет назад.
— Она сейчас работает в «Последней правде», — сказала Светлана Боряз, стягивая с глаз шелковую маску для сна, — по скандализованности и резонансу она превзошла даже…
Светлана Боряз споткнулась на имени и виновато посмотрела на Егора.
— Утром, — строго сказал господин Боряз, — и выключи свет.
Егор послушно вышел и до утра не сомкнул глаз. Олеся спала рядом, но он ее даже не видел.
Офис «Последней правды» выгодно отличался от офиса «Благой вести»: огромный, светлый с отдельным входом, в здании, где аренда составляла полугодовой бюджет страны третьего мира. В нем кипела работа и царствовала Зульфия: раздавала указания увлеченно копошащимся журналистам, подгоняла курьеров и вяло переругивалась с начальницей рекламного отдела. Зульфия стала региональным координатором, и ее зад теперь обтягивал брючный костюм из дорогой ткани, но все так же нелепо собиравшийся на животе, как и старые джинсы.
— Мне нужно поговорить с тобой, — Егор возник у нее за спиной.
— Пройдем, — Зульфия обернулась и ее взгляд поверх очков, которым она выжигала дырки в висках у подчиненных, стал каким-то больным.
Зульфия села за широкий дубовый стол и настороженно уставилась на Егора. Тот плюхнулся в кресло напротив и кинул ей злосчастную бумажку. Зульфия развернула ее и тихо охнула.
— Откуда у тебя это? — спросила она ошеломленно.
— Что это?
— Откуда у тебя это? — терпеливо повторила Зульфия. Суровую дагестанскую женщину в споре просто так не победишь.