Колледж Святого Джозефа
Шрифт:
— А где Вася? — воскликнула она, вскакивая и опрокидывая стул, — ее сын! Вася!
— Василий Заваркин, 2005 года рождения, покинул страну той же ночью в сопровождении своего единственного живого родственника Элис Йоргесен.
— Единственного живого? — заорала Зульфия и напрыгнула на стол, отделявший ее от главы следственного комитета. Тот отпрянул, а Зуля, схватив какую-то статуэтку, заметалась по кабинету.
Видя ее смятение, глава оставил допрос. Он поймал ее, усадил в кресло, отобрал свою недавно выигранную награду за вышивание крестиком
— Подумайте, — только и успел крикнуть глава ей вслед.
— О чем тут думать? — буркнула Зуля, — все уже сделано.
Она действительно сделала это. В тот же день, после ухода Заваркиной, оставшись один на один с текстом, она решительной рукой подписала его в печать. После чего она послала в «Последнюю правду» короткий e-mail, в котором говорилось, что она согласна взяться за предлагаемую ими работу, но просит две недели на приведение дел в порядок. Она была уверена, что после публикации ее вышвырнут из «Благой вести». К счастью, «Последняя правда» не стала тянуть время и ответила таким же коротким радостным письмом.
В редакции «Благой вести» Зульфию ждал неприятный сюрприз: Тот-Что-Спит-В-Гробу. Он вертелся в кресле Заваркиной и оглядывал помещение с хозяйским видом. Впустивший его Коля притаился в углу, делая вид, что готовит себе кофе.
— Что вам здесь надо? — раздраженно спросила Зульфия.
— Я к вам, — он встал ей навстречу и даже развел руки, будто для объятий. Зульфия опасаясь того, что он и правда полезет обниматься, быстро уселась за свой стол. Тот-Кто-Спит-В-Гробу остался стоять.
— Ну что ж, — начал он, — у меня к вам деловое предложение. Мы открываем…
Зуля не слушала его. Она вдруг посмотрела на кресло Заваркиной и представила ее, сидящую в нем, настолько четко, что сама испугалась. Анфиса, чуть более коротко стриженая, чем была два дня назад, восседала в кресле, наполовину спрятавшись за монитором, и ухмылялась, как в старые добрые времена.
Дальше Зуля представила, как Анфиса встала бы, подошла бы к Тому-Кто-Спит-В-Гробу и остановилась бы за его плечом.
— Они устроят тебе два прогула и три опоздания, — сказала бы она насмешливо, — потом щелкнут на корпоративе после рюмашки, фото подфотошопят и, воспользовавшись им, как компроматом, выкинут на улицу с репутацией профнепригодной алкоголички. Ты готова рискнуть?
Воображаемая Заваркина повернулась к Тому-Кто-Спит-В-Гробу и дернула его за ус.
— Посмотри на этот узкий лобик, на эти бегающие глазки, на щеточку под носом, выращенную по ГОСТу, — призрак Заваркиной продолжил издеваться, — ты тоже хочешь быть такой? Кем ты хочешь быть? Гениальной троечницей или примерной, но ни на что не годной отличницей?
Зульфия вдруг рассмеялась, и морок растаял в воздухе. Тот-Кто-Спит-В-Гробу озадачился.
— Почему вы смеетесь? — спросил он и потер усы в том месте, где его тронула воображаемая Заваркина.
— Сумасшедшая, — резюмировал испуганный Тот-Кто-Спит-В-Гробу и, подхватив свой занудный портфель черной кожи, вылетел за дверь офиса, — забудьте все, что я говорил.
— Я все равно не слушала, — прохохотала Зульфия.
Коля, который во время разговора старался казаться безучастным, подошел к заваркинскому столу, вынул оттуда пузырек с таблетками, высыпал пару на ладонь. Он сто раз наблюдал, как Анфиса глотает их, как драже. Он подошел к Зульфие и протянул ей две крохотные таблетки и свою кружку остывшего кофе. Та, не думая, проглотила предложенное и запила протянутым.
— Заваркина жива? — спросила она у Коли. Тот пожал плечами.
Через две минуты лекарство подействовало, и Зулю стало клонить в сон. Она даже не пыталась сопротивляться: просто уронила голову на клавиатуру и захрапела. Коля, закусив губу, снова кинулся к пузырьку.
— Упс, — виновато сказал он, увидев, что превысил дозировку в два раза.
Зульфия проспала четыре часа. Когда она проснулась, то в полуоткрытое окно уже врывалась сумеречная прохлада, а на ее щеке четко отпечатались буквы «п», «р», «о» и «л».
— Вот черт, — сказала она ошалело и зачем-то ощупала свою голову.
В следующее мгновение она проснулась окончательно: кто-то пинком ноги открыл дверь в редакцию. На пороге стоял полноватый мужчина с татуировкой-иероглифом на шее. Он был одет в дорогой костюм и туфли из кожи питона. Заваркина называла такие башмаки «неприличными»: она утверждала, что убить змею только для того, чтобы нацепить ее кожу себе на ноги — это преступление против всего живого.
— Как и русский рэп, — смеялась она.
— У моей жены из-за вас нервный срыв, — заявил мужчина.
— Так положите ее в стационар, — вяло откликнулась Зульфия, безуспешно пытающаяся понять, кто он и где она его видела.
— Это будет скандал, — сказал он, заходя в кабинет, — Нина Смоленская в психбольнице.
— Там ей и место, — сказала Зуля, узнав Павла Проценко. Она с трудом встала и, еле переставляя ватные ноги, направилась мимо разъяренного Павла к спасительному заваркинскому столу. Около него в углу стоял черенок от лопаты, которым они в солнечные дни задвигали шторы. Зуля схватила черенок и повернулась к Павлу.
— Убирайся отсюда, мозгляк! — еле выговорила она и махнула черенком в его сторону.
— Эй-эй, дамочка, полегче! — Павел отпрянул и вывалился из редакции, — мне нужна Заваркина!
— Всем нужна Заваркина, — вяло пролепетала Зуля и махнула черенком еще раз.
— Дура! — сказал Павел и ринулся вниз по лестнице.
— Сам дура, — тихо сказала Зульфия и пожевала губами, — я пить хочу.
— Так попей, — посоветовал Егор, вынимая черенок у нее из рук.
— Ты откуда тут взялся? — медленно спросила Зульфия.