Коллекционер чудес
Шрифт:
На мгновение его охватила жгучая обида. Значит, хам, алкоголик и ссыльный каторжник хорош – а министр, видите ли, рылом не вышел. С его недостатками просто невозможно смириться, он ведь не пламенный революционер и борец за свободу, а извращенец и убийца. Вся разница с Манипулятором только в том, что Дерек состоит на государственной службе. Нашел, так сказать, прикрытие для своих омерзительных делишек.
То, что он не сделал Аурике ничего дурного и готов был сдувать с нее пылинки и выполнять все желания, было не в счет. Помнится, Маркус говорил: бабам надо говорить, чтоб они шли поесть дерьма, а не дышать рядом с ними через раз. Вот тогда будет толк,
Дерек разозлился настолько, что изо всех сил пнул ни в чем не повинный чемодан и быстрым шагом покинул комнату.
Понимание того, что со всем этим делать, пришло к Дереку вечером, когда он вернулся в свою квартиру на Малой Зеленной. Отпустив слуг до завтрашнего полудня, Дерек несколько часов провел в своем кабинете над записной книжкой, пока не убедился, что все запланированные дела выполнены.
Должно быть, Аурика уже вернулась домой – или же предпочла остаться где-нибудь в компании Вернона. В конце концов, Дерек сам выпустил эту птичку из клетки, так разве он может теперь как-то осуждать ее? Он прекрасно понимал всю правоту принятого решения, но боль, копившаяся в груди, от этого не переставала его мучить.
Аурика свободна. Она может делать все, что считает нужным. Она сама себе госпожа и не обязана думать о его чувствах. Пусть больно, пусть неприятно, но это так.
Закрыв записную книжку, Дерек отправился в спальню: артефакт заряжался в физрастворе на прикроватном столике. Дерек угрюмо посмотрел в его сторону и полез в шкаф.
Ящик оказался неожиданно легким: возможно, принятое Дереком решение лишило его тяжести скопленного в нем горя и боли. Дерек не ожидал, что коллекция вспыхнет настолько легко – хватило броска крошечного воспламеняющего артефакта в распахнутую пасть ящика. Столб огня был таким, что Дерек испугался, что пламя перебросится на мебель и охватит всю комнату – но этого не произошло. Постепенно огонь утих, а потом и совсем угас, оставив лишь оплавленные останки ящика. Все закончилось. Те, с кем Дерек сражался всю жизнь, ушли безвозвратно.
От них осталась только вонь – да и та вскоре вылетела в приоткрытое окно.
Дерек устало вздохнул, разделся и опустился на кровать. Он и не думал, что уничтожение коллекции настолько опустошит его: ощущение было таким, словно он весь день таскал ящики в порту. Артефакт пискнул из физраствора – дескать, вот он я, я готов, бери меня и активируй.
– Спокойной ночи, – сказал Дерек и закрыл серебряную емкость с артефактом.
Он не думал, что у него получится заснуть – и заснул почти сразу, спокойным сном человека, который закончил все свои дела и имеет полное право отдыхать. Спустя полтора часа Дереку начал сниться знакомый сон про особняк Мейерна – но в эту минуту силы, которые давал артефакт, окончательно иссякли без подзарядки.
И сон закончился.
Аурика заснула под утро.
Дерек отдал слугам необходимые распоряжения, и к жене хозяина дома отнеслись с самым искренним уважением, в мгновение ока подготовив все необходимое для того, чтоб Аурика почувствовала уют и комфорт на новом месте. Разумеется, никто не задавал вопросов – и по доброжелательным лицам горничной и дворецкого было ясно, что они и не хотят
Дерек приучил их не задавать лишних вопросов.
«Кто кого бросил?» – спросила себя Аурика, лежа на огромной кровати в гостевой спальне. Теперь это была ее комната и ее дом, теперь она могла делать все, что сочтет нужным, она получила свободу – к свободе прилагалось одиночество, и это пугало Аурику до дрожи.
Постепенно дом погрузился в сон. Аурика видела, как за окном гуляет мороз, рисует на стеклах прихотливые переливы цветов и листьев, похрустывает снегом на крыше, рассыпает мелкие снежинки возле зябнущего фонаря. Интересно, где сейчас Дерек? Вернется ли он? Или они в самом деле попрощались навсегда, потому что Аурика не смогла переступить через собственное неприятие?
Но ведь есть вещи, которые могут убивать и калечить душу – и Аурика была уверена, что с ними смиряться нельзя.
Кто кого бросил?
Она погрузилась в сон уже под утро и проснулась, когда комнату заливал веселый свет раннего солнца. Мир снаружи был радостным, снежным, обновленным, мир отмечал новый год, и на какой-то миг Аурика всем сердцем поверила, что может быть счастлива.
Потом она вспомнила, что вчера рассталась с Дереком и вздохнула: нет, не может. Разве возможно счастье, если рядом с тобой нет того, кого ты любишь?
После завтрака, когда Аурика поднялась в библиотеку, прикидывая, чем заняться – обычные занятия барышень вроде вышивания всегда наводили на нее страшенную тоску – пришел дворецкий с подносиком.
– Госпожа Тобби, к вам посетитель, – произнес он, поклонившись.
Аурика вдруг подумала, что словосочетание «госпожа Тобби» не имеет к ней никакого отношения. Она поддельная жена, она рассталась с человеком, которого полюбила… Взяв с подноса белый кусочек глянцевого картона, она прочла черные буквы с легким наклоном вправо – «Август Вернон, доктор медицины, анатом» и едва сдержала удивленный возглас.
Вернон бросил все и приехал в столицу? Невозможно!
– Передайте, что я сейчас спущусь, – ответила Аурика и стала судорожно вспоминать правила визитов: гость должен ожидать не менее четверти часа, если прибыл без приглашения…
Она спустилась в гостиную через пять минут.
Доктор Вернон сидел на диванчике, сцепив пальцы на колене. Рядом с ним лежала небрежно брошенная полосатая коробочка: Аурика знала, что в таких хранят государственные награды. Можно было думать, что ничего не изменилось: они по-прежнему в Эверфорте, и Аурика не расставалась с Дереком – он просто ушел, например, к бургомистру Говарду.
– Август! – воскликнула она, понимая, что действительно невероятно рада увидеть анатома. Теперь она была не одна, и тягостное давящее чувство покинутости больше не имело над ней власти. – Какими судьбами вы здесь?
Вернон выпрямился и осторожно прикоснулся губами к протянутой ему руке. Аурика обратила внимание на то, что анатом одет изящно, даже слегка пафосно. Новая одежда шла ему: теперь это был не бунтарь, сосланный на край света, а изящный джентльмен. Возможно, и привычный ершистый характер у него смягчился.