Коллекционер уродов
Шрифт:
— Я вернуться хочу. Вот и думаю, как добраться.
— Дело твое. Только лодка не по карману. Если ты про своего коллекционера уродов говоришь, то до него на лошади дешевле будет.
— Пойдет. Держаться в седле умею.
Замолчали. Каждый своим делом занят. Только Галка, беспокойная душа, не смогла смолчать, чуть возмущенно спросила:
— А что плохого в моем господине?
— От таких бежать надо.
— Почему же?
В избу вошла торговка-дочка. Деловая, серьезная. С мешочком монет.
Затихли.
— Как
— Гала.
— Нет такого имени.
Вот те раз. Ну, как скажешь.
— Можешь звать Галина.
Девочка кивнула одобрительно.
— Я Федора. Папа Василиса.
— Василий, — поправил папа, — Федя и Вася нас соседи зовут.
— Никто нас так не зовет, — буркнула девочка и стала заново считать, видно, сбилась. — Считать умеешь?
Галка кивнула.
— Покажи, что можешь.
И девушка села рядом, стала отделять. Каждым пальцем прижимала по монете и отводила пятаками.
— Пятнадцать и четыре. Это девятнадцать. Плюс два серебряника.
Федя опять по одной пересчитала.
— Правильно, — отозвалась она важно. И нос задрала.
Галка только посмеяться могла с малышки. Такое дитя очаровательное. Теперь понятно, почему Ева хотела ребенка. И не удержалась Гала, ласково погладила Федю по косынке.
Та вскочила возмущенно, прижала руки к голове, посмотрела грозно.
— Да пусто тебе, — отозвался дядя Вася. Посыпал мукой обильно досочку и в печку поставил. Закрыл заслонкой полукруглой.
В центре печи было два отверстия, которые вместе целый круг составляли. Снизу — жаровня с тлеющими углями, сверху для выпекания отсек. А снаружи по периметру угольком черным лучи Жары были нарисованы. Явно детской рукой.
— Она же сама урод, все понимает, — Вася отряхнул руки и сел устало. Дочка к папе на руки юркнула. — Спрашиваешь, почему я Златова невзлюбил? По деревни давно слухи недобрые ходят, — стянул с головы дочери косынку, погладил по голове ласково, отечески, — вот он и пришел ко мне с предложением гнусным. Выкупить мою доченьку.
Под платочком у нее серые, в цвет волос, круглые ушки показались. Лысенькие совсем, лопоухие. Девочка недовольно подбородок вскинула. Взметнула из-под полов рубашки узеньким хлыстом своего хвоста.
— Мышка? Мужик, ты с мышкой…
— Типун тебе на язык, — рассмеялся Вася в свою бороду. — Мама Феди человек. И притом очень хороший. Раньше сама торговала.
— А где она?
— Уехала. Испугалась, что люди подумают. Я ее понимаю.
— Просто сбежала? И все? Бросила и мужа, и дочку?
— Ну, бросила, — Вася отмахнулся, — ей же сложнее. Не все такие, как госпожа Яровая. Она, конечно, человечище. Одна воспитывала, причем двух мальчишек.
Галка глядела удивленно, молчала.
— И с делами справляется и счету учится.
— А чего Вы сами не торгуете?
— У мужчин ум не заточен, — Федя назидательно подняла пальчик вверх, — так уж повелось: мальчики сильные, а женщины умные. Так Жара распорядилась.
И отвлеклись оба на еду. Стали обсуждать ужин.
Гала лишний раз удивлялась как у людей семьи построены. Задумалась, потупила взгляд.
Весь день ее мучило чувство, что ляжки прели и мокли. А сейчас глянув вниз, увидела как краснеет на рубахе пятнышко небольшое. Поднялась резко, обернулась. А на лавке разводы от крови.
— Что такое, — удивился Вася.
Гала схватила свой красный плащ, поспешила укутаться.
— Раз собралась, — Федя была деловитой, только речь ее была еще больно юной и картавой. Но это не мешало ей уверенно отдавать приказы, — сходи за молоком. Возьми со стола медяк. Но смотри, только один, я пересчитаю.
Стоило Галке кивнуть, и попятиться к выходу, как дяденька остановил, предупредил:
— Только остерегайся старухи.
— Какой?
Вася почесал бровь, задумчиво. Не знал как объяснить попонятнее.
— Ты поймешь, если встретишь.
Ярмарка к вечеру опустела, почти все разобрали, разбрелись. Молочница скучающе собиралась. Проверяла в горшках то ли еще сметану, то ли уже творог.
Галка хотела по-быстренькому расплатиться и сходить подмыться, застирать пятно.
— Молока на медяк.
— А ты кто такая? Откуда?
— У рыбака прислуживаю.
— У которого? Это у Федоры с папой? Эвоно как. Откуда у них деньги-то на прислугу?
Галка хотела было что-нибудь солгать, но резкий крик испугал всех на улице.
— Уродка!
Весело хохотала, кривилась от смеха старуха. Вся в тряпках темных, укрытая с головой. Прятала в одеждах свое изуродованное обожженное тело. Только скрюченную руку подняла и пальцем своим длинным на Галку показывала.
Девушка испугалась, заозиралась, искала, куда бы спрятать, да поскорее.
К удивлению Галы, на них почти никто не смотрел. И даже если впору было разразиться на небе грому, атмосфера была спокойная и по прежнему ленивая.
— Кончай чепуху молоть, старая, — прикрикнула незло молочница. И обратилась успокаивающе к Гале, — ты внимания не обращай…
Старуха заторопилась к ним. Заковыляла негнущимися ногами, подобрала руками полы одежд, высунула язык от усердия. Галка даже молока не захотела ждать, дала было деру, но…