Коллекционер
Шрифт:
«Ника, у вас есть тайные желания? Фантазии, о которых вы никому не рассказываете?» - я тут же кончила, понимая, что отныне этот мужчина стал моей тайной сексуальной фантазией.
***
Выдержала я три дня.
Три дня постоянных эротических фантазий и развратных снов, сюжету и разнообразию поз которых позавидовал бы любой порнофильм. Ругая себя, что оказалась такой трусихой и сбежала, я пыталась забыть экстравагантного художника, но, несмотря на это, он продолжал каждую ночь будоражить мои тело и мысли. На третий день не выдержала и, дозвонившись агенту Данилы, напросилась на еще одну встречу.
Когда я подъехала к дому, входная
После недолгих поисков я нашла хозяина особняка в мастерской. Он сидел за мольбертом, длинные волосы стянуты в тугой хвост, в руках - кисть и палитра.
Ты пришла, - его губы тронула едва заметная улыбка, а глаза потемнели. Сегодня я выглядела вовсе не так, как в нашу прошлую встречу, и, судя по заинтересованному взгляду Данилы, он это заметил. Готовясь к визиту, я распустила длинные, ниже плеч, волосы, оставив их золотым водопадом небрежно спадать на плечи и спину, надела короткое вызывающее платье, которое больше года ждало своего часа в шкафу. Решив кардинально сменить образ, руководствуясь наставлениями Данилы, я пошла ва-банк.
Мы оба молчали. Я не знала, что сказать, и нервно перебирала пальцами шелковистую ткань красного платья. Все заготовленные фразы, которые выдумывала по дороге сюда, вылетели из головы, как только я вновь увидела этого мужчину.
Согласна на мои условия? – я кивнула и шагнула вперед, боясь, что сомнения вновь одолеют меня и заставят отступить.
Тогда раздевайся, - нервно сглотнув и опустив голову, пытаясь скрыть румянец смущения, я медлила в нерешительности. Хм, неплохо, если бы он сам раздел меня, но отступать было некуда, я уже согласилась. Хотя, если вспомнить, что я позволяла Даниле в первую встречу, играть в скромницу было уже поздно. То, что сейчас происходило между нами, было ужасно возбуждающе и настолько же неправильно, что я едва держалась на ногах, от противоречивых эмоций. Медленно стянув с себя всю одежду, под напряженным взглядом Данилы, я нерешительно шагнула вперед, сокращая расстояние между нами.
И тут же почувствовала сильные мужские руки на своем теле. Он поднял меня и перенес на кушетку, стоявшую в углу. После этого я перестала что-либо анализировать, полностью захваченная ощущениями.
Жадные поцелуи смешиваются с тихими вздохами и громкими стонами. Разгоряченные тела не знают норм и приличий, сменяя позы в безудержной жажде удовольствия. Начисто забыв о праведности, впервые в жизни отдаюсь наслаждению с такой беззаветной страстью, что принимаю грубость и нежность своего любовника с одинаковым восторгом.
Данила не соврал, он, будто знал все мои мысли и желания, воплощая в жизнь самые порочные фантазии, в которых я боялась признаться даже самой себе.
Чувственные ласки и жёсткие прикосновения сменяли друг друга, заставляя пламя бешеного желания растекаться по всему телу. Я кричала, царапалась, извивалась, чувствуя глубоко внутри резкие толчки напряженной плоти. Данила двигался, задавая ритм, сминая мои губы властными поцелуями, а я могла лишь подчиняться, мечтая, чтобы эта пытка наслаждением никогда не закончилась. Мы будто дикие звери не могли насытиться друг другом, едва закончив, вновь начиная древний, как сама жизнь, ритуал.
Он был неутомим, раз за разом доводя меня до оргазма языком, губами, а потом, раздвигая мои ноги и жестко проникая до упора, заставляя умолять о пощаде и одновременно желать большего.
После той
Мы почти постоянно занимались сексом, самым потрясающим сексом за всю мою жизнь, а после обеда, когда я чуть приходила в себя, Данила рисовал меня.
Я сгорала от неизвестности, лежа на белоснежных простынях, перекинув тяжелую гриву волос через плечо. Абсолютно нагая, сходившая с ума от любопытства, ведь художник запрещал мне видеть портрет до полной его готовности.
Однажды, готовясь ко сну, стоя перед огромным во всю стену старинным зеркалом, я почувствовала, как сильные руки обвивают меня, развязывая тесемки халата. Улыбнувшись отражению Данилы, я зачарованно наблюдала, как он освобождает от одежды мое тело, жадно лаская шелковистую кожу.
Моя… - прорычал, поглаживая напряженные соски, скользя руками вниз к плоскому животу. Я действительно была его - с припухшими губами и растрепанными волосами, податливая и готовая на все, будто марионетка в опытных руках кукловода.
Когда я увижу портрет?
Скоро.
Скажи мне, хоть в каком стиле ты рисуешь? – простонала, когда умелые пальцы коснулись моей возбужденной плоти, и, откинув голову на плечо Данилы, наблюдала в зеркало за этим эротическим действом. Скромность? Стыд? Я уже давно позабыла эти слова, научившись всецело отдаваться похоти. Осторожно поглаживая влажные складки, заставляя меня кусать губы от удовольствия, он ответил:
Прерафаэлитизм, ты будешь моей Леди Годивой, - я вскрикнула, когда его пальцы, нежно лаская, легли на мой клитор. Встретившись взглядом с Данилиным отражением, я только сейчас заметила, как потемнели его глаза, став практически черными. В полутьме комнаты я напряженно вглядывалась в мужское лицо, по которому пробегали неясные тени. Заметив это, Данила резко повернул меня к себе лицом, закрывая рот поцелуем, но я отстранилась, испуганная тем, что только что увидела.
Кто ты?
А ты как думаешь?
Дьявол?
О нет, куколка, я всего лишь барон.
Барон? Но твои глаза… в зеркале… причем тут титул?
Барон Самеди. Всего лишь скромный помощник ее Величества Смерти.
То, с каким спокойствием он это говорил, убедило меня в абсолютной серьезности мужчины (если его вообще возможно было назвать таковым). В глубине души я давно подозревала, что простой смертный не может быть столь неутомим и вынослив. Пусть я и не решалась озвучить свои мысли, понимая, насколько они нелепы, но за последние несколько месяцев частенько возвращалась к ним.
Самеди? Но это же что-то из религии Вуду, ты-то какое имеешь к этому всему отношение?
Вспомни, где путешествовал этот болван. Гаити. Я думал, ты умнее, куколка.
Этот болван? Так ты… ты… Нет, ты, видимо, смеешься надо мной!
– я попыталась вырваться из сковывающих объятий, но не тут то было. Лицо Данилы вновь потемнело, а глаза стали черными, будто угли.
Ты правильно поняла. Сопляк захотел всемирной славы и признания в обмен на свою душу, естественно. Кто ж знал, что он умрет от тропической лихорадки, через две недели? И тогда я решил развлечься, - я до конца не могла поверить в правдивость слов, но изменения в лице Данилы, которым позавидовали бы любые спецэффекты из фильмов ужаса, убеждали меня, что это правда. Хорошо, что я редко поддаюсь эмоциям, пытаясь найти логическое объяснение всему происходящему, но даже мои нервы не выдержали. Меня начало знобить, я медленно выдохнула, стараясь не поддаваться панике.