Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1970-е
Шрифт:
Войдя, Процент отшатнулся, прицелился на потолок указательным пальцем.
— Установил тишину, а то могут уши распухнуть от этого рева.
— Вы надолго его заглушили?
— Навсегда вывел из строя.
— Как удалось-то?
— Молча.
— Вообще, как вы попали ко мне? Сквозь капитальную стену прошли? Напролом?
— А зачем портить даже тюремные стены? Всякий замок доброволен передо мной. Я инженер, а не взломщик, не выдумщик и не обманщик.
— Что с Помезаной?
— Послушайте
— Перестаньте! Скажите что-нибудь толком.
— Затем и пришел, рискуя… Придумывал, комбинировал и многое переделывал. Я переделывал тысячи раз, потому что хотелось и нравилось, и, пожалуйста, случай помог. Эта Быр-быр-перебыр-коропо ныне способна состряпать вариативно-ступенчатое шароподобие в мире. Быр-быр-перебыр-коропо, запомнили?
— Что-о?
— Быр-быр-перебыр-коропо запомнили?
— Вы на каком языке говорите?
— На своем, общем с вами, но пока вам еще недоступном… Удачно назвал я машину, чей сервис и предлагаю…
— Да перестань же! Что с Помезаной, спрашиваю.
— Затем и пришел, рискуя… Не перестану… В машине следует лишь повернуть рычажки с интервалом в синхронном значении кода…
— В синхронном значении кода?
— И хода.
— Чушь это.
— Зато — машина.
— Быр-быр-перебыр-коропо?
— Быр-быр-перебыр-коропо заставит людей поменяться собой. Вы по Быр-быр-перебыр-коропо тогда станете кем-то другим, кто ненароком окажется вами.
— Зачем эта путаница нужна? Кому?
— Чтобы спасти вас и спасти Помезану. Вы по Быр-быр-пе-ребыр-коропо не почувствуете, как и когда превратитесь в энную личность, в иную, допустим, хотите — в какого-нибудь Тракторенку?
— Двумя ногами хочу! — сказал иронически Карлик.
— Я по Быр-быр-перебыр-коропо становлюсь, например, Помезаной, которая своими путями превращается в Иллариона, который тогда превратится в вас! А Тракторенке мы тоже найдем его донорскую пару, мы куда-нибудь этого хлопчика сунем и переиначим весь мир.
— Я вам уже говорил…
— О чем?
— Вы сумасшедший.
— Вы мне уже говорили. Спасибо. Хорошо, что поверил.
— Это преступно, кощунственно, коли сестра станет Илларионом. О-о, подлость какая!..
— Ладно, сделаю вас Илларионом! А сам буду вами, когда Помезана, которая станет приятно Процентом, изобретателем. — Он извлек из-под полы калькулятор. — Я Карлик!.. А вы — монарх… А Тракторенку… Тракторенку…
— Быр-быр-перебыр, черт возьми, коропо! — вытолкал Карлик изобретателя, самозваного Карлика, взашей.
Кляп у нее во рту — как прирощенный.
Монарх и шатал, и дергал
Когда же монарх неожиданно понял, что девушка не выпускает и держит нарочно тот кляп изо всей своей силы, то сам изо всей своей силы вставными стальными зубами куснул ее за щеку до крови.
Потом еще раз — уже за бок.
Илларион ел и рыдал, — а рыдал от избытка деликатесного ливера, — точно так же, как в избе старика Балалайкина Борьки когда-то за трапезой.
— Где фейка? — кричал Андрюха монарху.
— Какая там Фенька? — Монарх озирался шкодливо по сторонам.
— Или сожрали? Сожрали живьем и сырьем!..
— Она такая была… такая напропалую рваная…
— Нет!..
— Нет?.. Она тогда, может, еще…
— Нет!..
— Образумится бегать…
— А кому летать?
В Имперском Верховном суде верховодили двое друзей. Первый — простой бывший шорник, а второй — тоже шорник.
Юристы, прежде чем взяться за правовые гужи, поднаторели в искусстве пошива гужей конской сбруи.
Прокурор господин Вопилло, бывший шорник, умел, если что, самобытно преподнести презумпцию вашей виновности.
Люди вполсилы жили на свете свою короткую смирную жизнь и работали ради насущного харча без умысла, как ишаки, но прокурор, упреждая события, чувствовал очередного мокрушника в облике всякого вьючного заблаговременно:
— Что вьючное загодя сам обеспечил уже себе всячески фору на плаху, вижу по конфигурации профиля…
— Вампилло, вандалло, — негодовал адвокат, обзываясь умеючи.
— Нет, я Вопилло по псевдониму, чего попрошу занести куда следует, — официально набычивался прокурор. — Я страшный Вопилло.
Господин адвокат, его сотоварищ, его собутыльник Ювеналий Пол-Зла, бывший шорник, тем паче радел объявить обвиняемых озорниками.
— Немедленно дать им авансом амнистию, — требовал он. — Орденоносцы, по-моему, все-таки…
Сегодня судебным процессом властно командовал Илларион имени себя самого. Суд шел закрыто. Вместо неакредитованной спорной публики ныне зеваками здесь отбывали свое государственные нахалы с женами по пригласительным карточкам. А слушалось дело.
Поскольку самой Помезаны как обвиняемой в живых уже не нашлось, ответ за нее держал Некто.
— Полеты для испражнения сверху! — ткнул прокурор пальцем в Карлика. — Господа, вам интересно, где произойдет этакое надругательство? Скажу. Над армейскими плацами скоро произойдет, и поносом. Оно там удобное место диверсии.
— Протестую, ох, как я протестую! — Пол-Зла замечательно прытко вскочил и погладил Карлика по голове. — Дитя, у тебя к этому времени будет уже запор, не правда ли? Никаких испражнений.