Коллекция Райан, том 1
Шрифт:
И вот они все передо мной, на коленях, в шаге друг от друга. Их голые задницы смотрят прямо на меня.
– Теперь я хотел бы сыграть в игру.
– Мой отец скоро вернется. Он тебя отымеет.
Это говорит первая девушка, которую я взял.
– О, конечно, сладкая.
Я наслаждаюсь ее надеждой, но не верю ни слову, которые она говорит. Угрозы такого рода бывали бесчисленное количество раз раньше – так что очень неоригинально.
Меня не волнует, что говорят эти идиотские суки, я собираюсь развлечься с ними, и когда уйду, это
– Ну, мисс Болтушка, ты можешь быть первой. Это небольшая игра, которую мне нравится называть "угадай, что большой плохой человек засунул мне внутрь", тебе понравится.
Я единственный, кто смеется, но мне это нравится.
Я беру первый предмет и вставляю ей в "киску", не слишком сильно, – я не хочу убивать их, просто развлечься, я не убийца, – а потом трахаю ее им. Она плачет, поскольку я, возможно, слишком увлекся, по ногам побежала кровь. Она не говорит ни слова, даже не пытается угадать. Я еще раз жестко сую в нее предмет и, наклоняясь к ней, прижимаю рот к уху.
– Это пожарный багор. Тебе нравится?
Она не говорит ни слова.
– Хорошо, так как маленькая Элиза получила кубок в свою дыру, я думаю, мы сможем перейти к маме, чтобы завершить первый раунд.
Я вталкиваю предмет в нее, и она кричит, когда он врезается в опухшую дыру.
– Узнаешь? – я вытаскиваю его и медленно вдавливаю в нее. – Я подумал, что ты узнаешь один из своих кухонных ножей.
Я вынимаю его, разрезая отверстие.
– Не так уж тяжело сейчас, а? Посмотрим, какой ты мокрой станешь от этого.
Наверное, я все еще злюсь на нее за то, что она не стала играть в мою игру с оргазмом. Я выдвигаю лезвие вверх, и вытаскиваю нож, разрезая маленькую ткань между отверстиями, расширяя ее для следующего раунда.
Вся эта кровь отлично меня завела и, прежде чем продолжить игру, я вставляю маленькой гимнастке еще раз. У нее внутри так мокро, что член легко скользит, а я бы не сказал, что растянул ее полностью, она туже, чем остальные.
Они могли бы смотреть, если хотят, но они не смотрят. Я крепко прижимаюсь к маленьким бедрам девочки и отчаянно двигаюсь, пока не кончаю, громко рыча от оргазма.
– Боже, вы, дамы, знаете, как заставить мужчину чувствовать себя хорошо.
Я вытираю пот со лба и беру минутку, чтобы отдышаться.
– Знаешь, мне, возможно, придется взять ее с собой.
Я говорю об Элизе. Какое-то время с ней будет очень весело и, если я смогу вернуться в группу, я уверен, что многие захотят поиграть с ней тоже.
Мужчины, подобные мне, склонны держаться вместе, делиться, если возникает такая возможность. Я знаю, что восемь лет, на которые я пропал, не стерли это братство.
Это не то, чтобы организованная группа, и у нас нет правил. На самом деле, нас всего лишь четырнадцать человек, может быть, будет плюс минус еще несколько человек, к тому времени, когда я свяжусь с ними. Число всегда колеблется, и мы разделяем одни и те же "хобби".
Черт. Это было бы весело.
– Оставь ее в покое! – кричит мне мамаша.
– Заткнись, – говорю я ей, недовольный, что она прервала мою фантазию.
Я чувствую себя таким усталым, и длинный день достал меня. Но я не могу закончить игру после одного раунда, поэтому продолжаю. Возвращаюсь к первой девушке, выбираю предмет, и вот-вот изнасилую ее, как вдруг меня что-то отвлекает, как и женщин.
Они смотрят на тени на стене, красивые цвета оживают от витража на противоположной стороне. Они смещаются и танцуют, когда солнце опускается достаточно низко, чтобы коснуться витража. Мы все наблюдаем до тех пор, пока тень не остановилась, солнце и цвета исчезли, тени на лестницы почернели и начали превращаться в силуэт.
– Папа! – выкрикнули девушки.
Какого черта?
Это уже не тень, я смотрю, как форма твердеет, становясь из серо-черной тени мужчиной в красной клетчатой рубашке и грязных джинсах. Он издает дикий крик, когда замечает, что его семья голая и изнасилованная. Oн рычит от гнева, сотрясая стены дома, как при землетрясении.
Я понятия не имею, что делать. Я застыл от шока, а потом от страха, когда он кинулся ко мне. У него тяжелый кулак, и удары посыпались на меня, как дождь. Я чувствовал силу каждого удара.
Он продолжал меня бить, даже когда я упал. Удары были все сильнее и сильнее, все быстрее и быстрее он бил. Потом, я заметил краем залитого кровью глаза, как он занес руку и последнее, что я видел, как его кулак вбивается в мое лицо, ломая кости, которые защищают мой мозг, и кулак входит в него. После этого я ничего уже не чувствую.
5
Я прихожу в себя, чувствуя себя неудобно и болезненно, но не сильно волнуясь. Я чувствую, что возвращаюсь назад, по частям чувствую тело, кажется, что по всему телу иголочки, это так больно. Я чувствую свое лицо, готовясь к худшему. Я знаю, что человек сильно избил меня. Но мое лицо прекрасно, и это не так больно, как я думал. Фактически, через несколько минут ничего физически не будет меня беспокоить.
Я не могу не помнить о боли, которая была, чувствую ее глубоко в самой сути. Мои кости помнят, что их крошили и ломали, мое лицо знает, что оно треснуло, но я здесь, и я исцелен, что не имеет никакого смысла.
Мои опухшие глаза, наконец, могут открыться, и когда они это делают, я вижу его здесь, над мной. Я лежал на полу у двери, через которую пришел, разбив окно. Я пробую встать, но он не дает.
– С возвращением, – говорит он зловеще.
– Что, блядь, происходит? – спрашиваю я, и не думаю, что он ответит.