Коллекция страхов прет-а-порте
Шрифт:
– Слушаю!
– Наденька? – раздался взволнованный голос Полуянова. – Ну, слава богу! А то я боялся, что тебя дома нет.
От его тона – такого бархатного, милого, родного – на душе сразу потеплело: Димка! Ей позвонил Димка! Но радовалась Надя только в первую секунду. А потом сразу вспомнила: сроду ей Полуянов просто так не звонил. Что-то, видно, нужно ему. И очень нужно, раз так поздно на связь вышел.
И она хмуро сказала:
– Я вообще-то уже спать ложусь.
– Правда, что ли? – удивился Полуянов. И
С ума сойти! Димка – к ней в гости собрался! Да в такой момент почти интимный – когда на носу полночь…
Впрочем, можно не обольщаться: не за ради ж ее неземной красоты, и не для того, чтоб рассказы о съемках выслушивать. И соблазнять ее Дима тоже не начнет. Что-то нужно ему. Хочет или домашней пищи употребить, или на жизнь пожаловаться, или – совета попросить. Но она так устала – чтобы выслушивать сейчас чьи-то жалобы и тем более – давать советы…
– Какие-то проблемы? – спросила Надя – так равнодушно, что журналист – привыкший, видно, к ее добросердечию – даже опешил. Секунд десять в трубку молчал.
– Да нет… в общем-то ничего… – наконец пробормотал Дима. – Надеялся просто, что покормишь. И поболтать. А ты что, занята?
Надя вдруг представила Димочку – уставшего (как же иначе, когда на дворе полночь?), голодного (питался журналист всегда кое-как, в лучшем случае биг-маками…). Наверняка еще сидит в своей разлюбезной редакции, в пустом, прокуренном кабинете. Или в квартире – в вечном холостяцком бардаке. И вот, вдруг захотелось человеку уюта да задушевного, семейного разговора – а она ему от ворот поворот… Нехорошо как-то. Что ей, сложно, что ли – выслушать? Да подкормить его, да пожалеть?
– Ладно, что с тобой поделаешь, – проворчала она. – Приезжай. Ненадолго.
– И поесть дашь? – воспрянул журналист.
– Дам. Только разносолов не будет. Гречневую кашу. С тушенкой. И салат из огурцов могу настрогать.
– Восхитительно, Наденька! – повеселел Полуянов. – Мне уже сто лет никто каш не варил! Тем более с тушеночкой да с салатиком. Ну, жди. Сейчас примчусь.
Надя едва успела соскрести толстенный слой сценической косметики да переодеться из короткой юбки в привычные брюки мешком. Даже авансированный салат из огурцов соорудить не успела – Дима уже примчался. Царапая щетиной, поцеловал в щечку, протянул привычные (всегда с ними в гости являлся – мама, что ли, так научила?) дары – бутылку вина и букет печальных цветов – на этот раз это были тюльпанчики.
«Какой он красивый!» – привычно поразилась Надя. Вроде бы с детского сада она на Полуянова смотрит – а до сих пор привыкнуть не может: до чего же хорош! Голубые глаза, брови вразлет, смоляная шевелюра и рот – будто специально для поцелуев.
Кажется, мистер Маккаген упоминал, что для одного из роликов ему мужчина понадобится? Ну, типа, семья у них – Родион, она сама – и ее вроде как муж… Эх, хорошо бы!
Прочь, прочь глупые мысли!
Поставить в вазу его цветы – и забыть. Он – друг. И ничего больше.
– Проходи, Димуля, – пригласила Надя. – Сейчас
Но пока Дима расшнуровывал ботинки, продолжала исподтишка разглядывать журналиста. И заметила: а под глазами-то у Полуянова синяки. И вокруг рта – проступают морщинки. Пожалуй, не только у нее сегодня получился тяжелый день.
…На простецкий ужин – позавчерашнюю кашу с тушенкой – Дима накинулся, будто его дня три не кормили. Отсутствия обещанного салата не заметил, соленых огурчиков «для остроты» не требовал и даже водки «под дичь» не попросил – лопал, как говорится, что дают, а Надя еле сдерживалась, чтоб не глядеть на журналиста умильными, как только у женушек-клуш бывают, глазами.
– Ижж-вини, – пробормотал с набитым ртом Полуянов. – Шш-шумасшедший день. С утра не жрамши.
– Работал, что ли? – усмехнулась Надя.
– Угу, – горестно вздохнул журналист. – Как бобик. Веришь, нет – второй день подряд в восемь утра встаю.
– Да ладно! – не поверила Митрофанова. – А кто недавно декламировал, что раньше десяти просыпаться – не барское дело?!
– Да я ж с этой «смертью на подиуме» связался, – объяснил Дима. – Тема-то, думал, что надо: кассовая и несложная. Отписаться по-быстрому – и забыть, а висты останутся. Но тут такие дела пошли… Сегодня, например, с двух до восьми, – в милиции торчал. А потом еще заметку пришлось срочно в номер писать.
– В милиции сидел по работе? – уточнила Надежда.
– Если бы, – буркнул журналист. – Замели меня…
– Что случилось? – совсем уж как наседка, разволновалась Надя.
– Илюша – помнишь, Лерка рассказывала, Сонькин поклонник? С собой покончил.
– Да ты что! – ахнула Надя. – Как?!
Она имела в виду: «как это случилось?» Но Дима, человек практический, понял вопрос буквально. И ответил:
– В своей машине выхлопными газами отравился.
– Какой ужас… – пробормотала Надежда. – Но только… при чем здесь ты? Почему тебя в милицию-то забрали?
– А я его нашел. Картинка, скажу тебе, не для слабонервных… – Дима поморщился.
– Боже… – выдохнула Надя. И почувствовала – на глазах, вот уж проклятый, чувствительный организм! – проступают слезы.
– Я, как честный человек, конечно, ментов сразу вызвал, – с мученическим видом сообщил Полуянов. – Ну, а они в меня, как бульдоги, вцепились. Грозились, что на трое суток задержат.
– А с какого это перепуга? – возмутилась Надя.
– А с такого, – выложил заключительный козырь Дима, – что Илюшу этого – похоже, убили.
– Да ладно… – испуганно выдохнула Надя. – Ты ж сам сказал, что самоубийство…
– Ну, на первый взгляд так и выглядит. Классическая картинка – день, улица, гараж, машина. А за рулем – Илюша, весь такой красненький…
– Почему?.. – прошептала Надя. – В крови, что ли?..
– Мама у тебя медработник, а таких элементарных вещей не знаешь, – устыдил Дима. И объяснил: – Я ж говорил тебе: он выхлопными газами отравился. А какой у них механизм действия?
Надя промолчала – и Полуянов с удовольствием объяснил: