Коллекция страхов прет-а-порте
Шрифт:
Но Лера – тоже не лыком шита. Включила, как учил физик, логику и придумала так: рассказывать правду смысла нет. Директриса только еще больше взбесится, если узнает, что Лера из школы ушла только за ради подружкиных съемок в рекламе.
А чтобы пронять дураков-взрослых, надо самой идиоткой прикинуться. Эдакой дрожащей, ранимой фифой. Напустить в глаза слезы (этому Лера научилась – не зря ж о ГИТИСе подумывала) и блеять жалобно:
– Я сама не понимаю, что со мной происходит… Так все ужасно! Эта история с моей подругой, с Соней… ведь я ее мертвой видела (тут надо, чтобы слезы хлынули ручьем)…
Спектакль, как и надеялась Лера, удался. Взрослые – директриса с классухой – чуть сами не прослезились. Капали ей валерьянку, говорили, что надо быть сильной. Лера даже понадеялась, что, может, домой отпустят – чтобы она стресс в спокойной обстановке снимала.
С этим, увы, не прокатило – велели идти в класс: «Тебе сейчас лучше быть на людях, Лерочка!»
Ну, на людях – так на людях. Главное, что отстали. Надо только с печальным видом ходить – чтоб еще больше жалели.
Первые два урока прошли спокойно, Лера даже подремать умудрилась – вчера-то вернулась за полночь. А строго в 10.10, едва звонок прозвенел, в сумке завибрировал мобильник. Лера взглянула на определитель: Марат. Ну, сейчас уж не придерешься – как она и просила, на перемене звонит.
Она нажала на «прием», проворковала:
– Да, Маратик?
Он ласкового тона не принял. Не поздоровался, хмуро велел:
– Спустись вниз. Я во дворе стою.
Пришлось бежать.
Марат подхватил ее на школьном крыльце.
– У меня только семь минут, – предупредила Лера.
– Я успею, – заверил он.
И успел. За несколько минут выдал ей таких пенделей – пока говорил, раз двадцать хотелось ему в рожу вцепиться. Суть оказалась такая: она, Лера, видите ли, договор нарушает – а именно пункт 2.23 о «строгой конфиденциальности взаимоотношений». А нарушает так: видится без высочайшего Маратова дозволения с журналистами. Мелет почем зря языком. Подставляет под удар хороших людей – в смысле, старикашку Черкашина.
– Да ладно тебе, Марат, – вяло оправдывалась Лера. – Да что там я этому журналисту рассказала?..
– Пасть захлопни, овца, – отмахнулся менеджер. И резюмировал: – По-хорошему с тобой, видно, нельзя. Так что придется по-плохому.
– Я больше не буду, Марат… – пискнула Лера.
Но менеджер обещанием не удовлетворился. Строго сказал:
– Имей в виду. Узнаю, что опять с журналистом виделась, во-первых, вкачу штраф. Тыща у. е., строго по договору. За разглашение конфиденциальности. А во-вторых – в Милан не поедешь. Незаменимых у нас, как говорится, нет. Ленку вместо тебя отправлю. Усекла?
– Усекла, – вздохнула Лера.
Вот гад – знает, в какое место бить. Зря она ему раньше хвасталась, что уже итальянский разговорник изучает и насчет дешевых миланских магазинчиков узнает… Но как же с Димой-то быть – они ведь сегодня встретиться договорились?
…Лера ломала голову все оставшиеся четыре урока. И к концу занятий порешила: отменять встречу с журналистом она, конечно, не будет. Несолидно это. И обидно – вот так, без боя, отдавать красавчика Полуянова «подружке его детства» Наденьке. Но и рассказывать Диме про Соню она больше ничего не станет. Себе дороже.
У Димы Полуянова день тоже складывался наипаршивейше.
Домой накануне приехал поздно – спасибо Надюшке, сытый, но уставший, как сволочь. Тут же рухнул в постель –
Проворочался до пяти утра – а когда наконец отбыл в царство грез, все ему сквозь сон казалось, что в комнате газом пахнет. И просыпался в холодном поту чуть не каждые полчаса.
Промучился до девяти – и, с тяжеленной головой, встал. В башке будто черти поселились – а работать-то все равно надо. Сериал «Смерть на подиуме» уже заявлен, читатели, как говорится, ждут.
Долго пил кофе, бездумно разглядывал пометки в блокноте:
«Встретиться:
– Илья Казарин
– А.Б. Черкашин
– Марат Макарский
– Лера Летягина».
Илья Казарин, ясное дело, отменялся. Лерочка, будем надеяться, сегодня на встречу придет. Но как ему быть с Маратом? Встретиться миром не получается. Вчера Сонин менеджер был не то что груб – просто его послал. И с Черкашиным тоже проблемы – секретарша казиношника, как заведенная, повторяет: «Андрей Борисович сейчас занят. Перезвоните позже».
Ловить Марата в офисе? Ехать к Черкашину в казино? Но что им обоим мешает послать его, как говорится, «по месту действия»?
Может быть, к Сониным родителям заявиться? Тоже будет эффектно, если описать их слезы и причитания: «Ах, какой она девчонкой была»…
Диму передернуло – нет, увольте. Не выдержит он сегодня чьих-то слез.
Но куда в таком случае двигаться? Было бы полезно получить комментарии у милиционеров. Опера, ведущие дело, ему, конечно, ни слова не скажут. Но почему бы в отдел по связям с прессой не позвонить?
Сказано – сделано. Позвонил, представился, обрисовал ситуацию. И, разумеется, нарвался на обычную тягомотину: «Пришлите факс с запросом. На официальном бланке вашей газеты. За подписью главного редактора. Мы рассмотрим вашу просьбу и с вами свяжемся. В течение трех дней».
Спасибо, конечно, но продолжение «Смерти на подиуме» он обещал сдать сегодня. Одна надежда на Лерочку остается. И на ее длинненький, острый язычок.
Лера явилась на встречу с классическим, в двенадцать минут, опозданием. Вошла в кафешку, как королева – походочка от бедра, юбка плещется сильно выше коленок, голова царственно откинута. Неспешно, собирая восхищенные взгляды, проследовала к Диминому столику. Кокетливо спросила:
– Я не очень опоздала?
– Нет, милая, – заверил Дима. Поднялся, отодвинул перед девушкой стул: – Садись. Чай, кофе, шампанское, устрицы?
Лера уселась – коленки, как машинально отметил Дима, под стол не спрятала, выставила на всеобщее обозрение. Жеманно попросила:
– Устриц я не хочу. Мне, пожалуйста, кофе. Со сливками. И сахару одну ложечку.
Дима еле сдержался, чтобы не хмыкнуть: девушка-то, хоть и строит из себя опытную да великосветскую, а к кафешкам, видно, не приучена. Не знает, что кофе, во всех заведениях, априори приносят со сливками. А сахарницу на стол подают – сыпь себе сам, сколько хочешь.