"Коллекция военных приключений. Вече-3". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
— Пусть сидит. А бланки?
Поль подал синие бланки с грифом «Военный комендант города».
Пришел Кучеренко и сказал:
— Перерыли весь дом, а плана не нашли. Ну, план маленький, а где вещи? Ценных вещей и даже белья тоже нет. Хозяин куда-то увез.
— Не мог увезти, — возразил Поль. — Не успел бы. Население эвакуировали за полчаса, вы должны это знать.
— Здоров, Американец! Может ты знаешь, где искать эту чертову карту?
— Поищите там, где спрятаны вещи.
— Если бы я знал где искать! Все перерыли.
— Знаете, товарищ комендант, — сказал Поль, — как ни странно, но жители будто сговорились, и почти все прятали свои вещи под дровами, а где дров нет — на чердаках. Я хотел вас предупредить: кое-кто уже занимается в городе «кладоискательством». Надо бы пресечь.
— Идите, Кучеренко, обратно и ищите в сарае под дровами, — сказал Баженов.
— Не знаю, успею ли. Красноармейцы говорили, что им приказано отступать из этого района.
— Кто приказал, когда?
— Не знаю. Не сказали.
— Поль, прошу, отправляйтесь бегом с Кучеренко и автоматчиком и найдите эту карту!
Когда они ушли, Баженов позвонил Бутейко и, пользуясь переговорной кодовой таблицей, спросил об отходе из этих кварталов. Бутейко подтвердил. Незачем занимать прибрежные кварталы. Это ничего не дает, кроме потерь. Он дал понять, что получил приказ передать свой участок соседу справа и передислоцироваться. Когда Баженов придет _ ВСе узнает. По телефону большего сказать не может. Баженов позвонил на ВПУ. Полковник сказал — обстановка очень, очень усложняется. Если приедет — узнает. Баженов попросил повременить с выводом полка Коленко до глубокой ночи и сделать это на одном участке так, как объяснит Андронидзе. Он тут же позвонил Андронидзе и сказал, чтобы Чернявский явился до темноты. Почему, пусть узнает у Орленкова.
— Чернявского вызову. Он улетел на самолете для «беседы», — сказал Андронидзе.
Баженов собрался ехать к Бутейко, но вошел Сысоев и объяснил обстановку. Дивизию Бутейко перебрасывают к «Западной речке». Наши войска занимают там оборону и с трудом сдерживают натиск, а это натиск еще не главных сил. В городе временно перейдем к обороне.
Сысоев рассказывал и о новой организации штурмовых групп у Барущака: просят вооружать их противодзотов-скими коммулятивными зарядами. Собираются применять их ночью.
Из приемной доносились спорящие голоса. Посетителей принимал майор Свешников. В дверях показался Богун.
— Разрешите?
— Заходи!
— Так што я опять насчет того хитлера, шо привез из леса.
— Но ведь он в тюрьме.
— Так шо явились гарни дивчата с самогоном к нашей охране в тюрьме — согласны на все, если им отдадут хитлера.
— Зачем?
— Их прислала громада, обчество. Дивчата не то шоб гУлящие, нет. Ихние мамаши сами их послали. Хотят заполучить того хитлера и прикончить. И ничего для этого не жалеют.
— А караульные?
— А что караульные? Дивчата ж свои. Благодарят за победу. Ну, караульные песни запели. Я порядок
— Приглашай!
Вошло семь женщин. Впереди шла рослая пожилая и, как видно, властная женщина. У второй, такой же рослой, но худощавой, был исступленный взгляд. «Боярыня Морозова», — подумал о ней Баженов. У остальных лица тоже выражали решимость: они пришли не просить, а требовать.
— Ты комендант? — обратилась первая к Сысоеву. Он поспешно встал и указал на Баженова, сидевшего за столом.
— Да ведь вы Оксана Солодуха? — сказал Баженов, вставая.
— А, ты, ты… помню тебя. Ты застрелил ту паскуду, сволочь, того власовца… — Глаза ее чуточку потеплели, — А того, второго, ты не дал нам. Забрал. Ачи помнишь, голубе, про шо я тебя и того, другого, слезно просила, и все за это обещала?
— Извините! Вышибло! — Баженов коснулся пальцами перевязанной бинтом головы.
— А я не гордая! Я напомню. Отдай мне, говорю, за этих двух, шо я захватила своими собственными руками, катюгу Мюллера! Или этого не помнишь?
— Теперь вспоминаю.
— Значит, помнишь! Добре! А шо ты обещал?
— Обещал Мюллера вместо этих двоих, если поймаем… так ведь не поймали!
— Брешешь, хоть и советский офицер, а брешешь! Сидит цей самый Мюллер у тебя в тюрьме. Отдай его нам богом просим)
— Отдай! Отдай! — закричали женщины.
— Мы, — продолжала Солодуха, кивая на женщин, — дочек своих не жалеем, шоб ката з тюрьмы выцарапать, а ты дочек велел прогнать, добрых бойцов сменил, чтоб ворога не отдали. Ты против народа?!
— Я из народа и за народ воюю. А самосуда не допущу.
— Хочешь сберечь життя цьому кату? Не будет, бабы?!
— Не будет! Не будет!
— Будем судить его, и суд присудит. И если он военный преступник — а это ясно: об этом и вы свидетельствуете, — его казнят. Садитесь и пишите про него все, что знаете.
— И шоб судили не позже чем завтра, а то подымем народ и разнесем тюрьму, так и знай!
— И будут судить, и казнят, — ответил Баженов. — Сегодня же попрошу генерала.
— Слухай, комендант! Я всяких комендантов повидала на своем веку: и царских, и красных, и жовто-блакитных, и черных анархистов, и зеленых. И если, ты, комендант, меня обдуришь, нас, матерей, обдуришь, — не жыти тоби на свити. Помни, комендант! Пид землей найду!
— Что ж ты не сказал мне, что поймал Мюллера! — зло спросил Сысоев.
— Слово чести: только сейчас от этих женщин узнал, что Богун привез не просто «хитлера», а Мюллера.
— Мне с ним надо поговорить. Дай пропуск в тюрьму. Да не смотри так. Не пристрелю его. Может, эвакуировали… Если не веришь… — Сысоев вынул пистолет и положил его на стол.