"Коллекция военных приключений. Вече-3". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
— После обеда отправишь спать.
Опьяневший Бичкин, встречая осуждающие взгляды Баженова, Сысоева и Петрищева, говорил без умолку, говорил о трудностях фронтовой жизни, о том, что хоть на время обеда надо забыть о строгой дисциплине и «ослабить гайки».
— Никакая отвага в боях и никакие ордена, — сказал полковник Петрищев (у Бичкина на груди красовались три ордена), — не могут оправдать недисциплинированность. У советского офицера, как вам известно, должна быть иная сущность.
— Филиповский мне так объяснил, — перебил Бичкин, — почему он часто выпивает: очень, говорит, тяжело
Майора Свешникова, плотно сбитого, среднего роста, сдержанного, чуть медлительного, дисциплинированного, без «военной косточки», Сысоев мысленно назвал «лектором». Так он определял людей начитанных, умеющих четко, хоть излишне пространно, излагать мысли и любящих к случаю и без случая поучать других. И все же Свешников понравился Сысоеву. Такого можно оставить за себя.
За обедом Свешников сообщил, что по его подсчетам уже прибыло около тысячи жителей. Они пока остановились в домах пригорода. Час назад двое пошли за водой к Днепру и подорвались. Пришлось разминировать и эту часть берега. Всего же подорвалось одиннадцать гражданских. Написано «мины», а лезут в дом. Военврач Равич обещал помочь организовать больницу для местных с местным же фельдшером. Медикаменты есть трофейные.
После обеда Сысоев уединился с Чернявским, а Баженов отправил Бичкина спать и спросил Свешникова:
— Почему вы не остановили Бичкина? Ведь видите — не знает меры.
— Что же, прикажете мне опекать его?
— Да, опекать. Побеседуйте, если надо. Уводите от спиртного. Вам легче, вы одного звания, на меня обидится. Иначе придется откомандировать его.
— Не откомандировывайте. Буду опекать — Найдите радиста, узнайте, где поставлены радиомаяки, и организуйте наблюдение. Может, и сбросят парашюты. И еще: вместо Бичкина проверьте ночью все посты.
Ночь прошла спокойно. Стреляли, конечно, и мины разрывались, и вдоль проспекта летали снаряды. Ранило пятерых гражданских, и одного часового убило, и тушили Два загоревшихся дома. Еще выловили пятерых фрицев. в комендатуру доставили девять парашютов с грузом боеприпасов и продовольствия.
На рассвете полк Коленко, действовавший на левом Фланге дивизии Бутейко, занял большую часть нижнего города. Да что толку? Она отлично просматривалась и обстреливалась с высокого берега. Траншеи и дзоты по железнодорожной ветке и по линии Днепровского шоссе, на крутом берегу, не были ни прорваны, ни заняты.
Командарм сердился. Мало! Недостаточно активно действуют. Бои в городе сковывали две дивизии и другие части, необходимые для действий в западном направлении, на «Узел». Командарм торопил. Надо было упредить противника, подтягивавшего новые силы для контрнаступления на «Ключевой».
Сысоев, сидевший с Баженовым, Андронидзе и Чернявским в комендантском кабинете, был тоже недоволен, но по иной причине. Многие пленные, как об этом сообщил Андронидзе, находившийся в городе на КП дивизии Бутейко, сообщают о каком-то новейшем оружии огромной силы, которое вот-вот, со дня на день, обещают применить, чтобы уничтожить советские войска на западном берегу Днепра и двинуться на Москву. Будет ли это оружие применено одновременно на всех фронтах, или будет испытываться только на фронте
Баженов, Сысоев, Андронидзе и Чернявский обсуждали различные варианты, как лучше забросить Чернявского в город, занятый противником. «Просочиться» ни ночью, ни днем через городскую линию фронта (самое краткое расстояние) сейчас было почти невозможно. Оставался вариант — «просочиться» со стороны Днепра, но для этого надо было ехать через переправу и на лодке переправиться на сторону противника южнее города, — это заняло бы слишком много времени, да и процент вероятности удачи мал. Можно было пробраться с запада, через поля.
Но после рейда, в «котором принимал участие Баженов, очень усилил наблюдение за этим участком. Его авиация ночью «вешала фонари».
Все же этот вариант был наиболее деловым, и сейчас его обсуждали в деталях. Идти по полю одному Чернявскому или с группой? А если с группой, то какого состава, по какому маршруту, с какими задачами и прочее.
Баженов уже несколько раз замечал, что дверь в приемную слегка приоткрывалась и тотчас же закрывалась. А ведь часовому приказали — никого!
Баженов подошел к двери и быстро открыл ее. За дверью, возле часового, стоял Богун.
— Заходи, Богун!
Старшина вошел, и когда Баженов закрыл дверь, сказал:
— Так што можете отправлять меня прямо в штрафную роту…
И Сысоев, и Андронидзе, и Чернявский удивленно смотрели на него.
— Докладывай!
— Вот эти руки, — он поднял их, чтобы все видели, — держали хитлера, того самого «бравого» солдата! Убежал, гад! Ну, что вы скажете!
— Чего ж не стрелял?!
— Я и спрашиваю, чего не стрелял? — повторил Богун я сам же ответил: — Спугався в людыну стреляты. А то ж не людына, то хитлер!
— Ну вот что, — разозлился Баженов, — трусов и толстовцев мне не надо. К черту! Такому место только в штрафной роте!
— А опердежурный его защищает: не надо, говорит, в штрафную роту. Неизвестно, говорит, кто был на машине. А я говорю: и дитю видно — хитлеры, все до одного «бравые солдаты»!
— Ни черта не понимаю! Какой опердежурный, о чем Речь? Докладывай все по порядку. Ты говоришь, испугался стрелять по «бравому» солдату?
— Та не я! За кого вы меня принимаете? Испугался тот, цей придурковатый автоматчик, хай ему грець…
— Вы его усадите, товарищ комендант, — посоветовал Чернявский. — Смотрите, как его трясет, будто шаланду в шторм. Дайте ему водки, пусть войдет в гавань.
Баженов так и сделал. Выяснилось следующее. После долгах и тщетных розысков Богун напал на след «бравого», проявил изрядную находчивость, захватил его и, так как был около Герасимовки, зашел к опердежурному, чтобы тот известил Баженова. Появился подполковник Овсюгов и прогнал обоих из дежурки. Богун пошел на узел связи, а его и туда не пускают с арестованным. Снова пошел к опердежурному. Овсюгова не было, и Богун упросил, чтоб постерегли пленного, пока он один сбегает на узел связи.