Коллекция

Литтл Бентли

— Не могу вас уволить?

— Мы подчиняемся непосредственно Букингемскому дворцу.

Адам посмотрел на Саймонса, который пожал плечами, в таком же замешательстве.

— Мы не подчиняемся вам. Мы работаем на вас, но вы нас не нанимаете. Сэр.

Адам покачал головой.

— Что вы имеете в виду.

— Мы отчитываемся перед Букингемским дворцом.

Он начал раздражаться.

— Какое отношение к этому имеет Букингемский дворец?

— А, — кивнул дворецкий. — Теперь я понимаю. Никто вам не говорил. Никто вам ничего не объяснял.

— Объяснял

что?

— Вы не являетесь главой правительства Соединенных Штатов.

— Ну конечно я! Я… Я же президент!

— Ну, вы президент, но президентство — фикция, безвластная должность, созданная Дворцом. Президент — номинальный глава. Кто-то, кто произносит речи и выступает на телевидении, чтобы народ был счастлив.

— Президент — лидер свободного мира.

— Боюсь, сэр, такая честь принадлежит королеве Англии.

Кроутер был по-прежнему спокоен и невозмутим, и в этом было что-то нервирующее. Было понятно, что дворецкий попытается спасти свою работу или работу своих друзей, даже возможно, что он будет лгать, чтобы достичь этой цели, но это было так странно, слишком эксцентрично, что не имело никакого смысла. Если это была ложь, то чертовски креативная.

Если бы это была ложь?

Адам посмотрел дворецкому в глаза.

Да. Если.

Он облизнул губы, прокашлялся и попытался выразить уверенность, которую на самом деле не чувствовал.

— Мы сражались и выиграли войну за независимость более двухсот лет назад, — сказал он. — Декларация Независимости — наш основополагающий национальный документ.

— Независимость? — дворецкий рассмеялся. — У Америки нет независимости. Это был пиар-ход, чтобы успокоить туземцев.

Остальные наемные работники кивали в знак согласия.

Адаму стало холодно. Было не похоже, что это шутка. Несерьезная, почти равнодушная реакция, с которой дворецкие и горничные реагировали на всю эту ситуацию, придавал их словам импульс правдоподобия. Он взглянул на Саймонса, ища помощи, но начальник штаба тупо смотрел на него, явно потрясенный.

Неужели Саймонс в это поверил?

Да, подумал он. И он тоже. Он не понимал, почему, но знал, что Кроутер говорит правду, и, глядя на лица внутреннего персонала, он чувствовал себя самым глупым ребенком в классе, тем, кто воспринимал материал намного позже всех остальных.

Все его мировоззрение и взгляд на историю были мгновенно изменены встречей с группой слуг, которых он намеревался уволить.

Он сделал глубокий вдох. — Вы хотите сказать, что мы… по-прежнему являемся колонией?

— Совершенно верно, сэр.

— Но независимость — это основа нашего национального характера. Мы гордимся не только своей национальной независимостью, но и личной свободой. Наша индивидуальность делает нас американцами.

— И мы поощряем это. Именно поэтому Америка — наша самая продуктивная колония.

Колония.

Как будто весь воздух вышел из легких. Пытаясь собрать слюну, он облизнул губы. Никогда в жизни он не был так напуган. Не во время его

первого срока на посту сенатора, когда он был уволен и прочитал в газете, что сотрудник, с которым у него был роман собирается подать многомиллионный иск за сексуальное домогательство против него, не тогда, когда он был в комитете по делам вооруженных сил и псих, принадлежащий к правому крылу, появился после работы в его доме и угрожал его жизни. Ему было страшно и он не знал почему. В Овальном кабинете вдруг стало жарко, душно. Пять минут назад он собирался выполнить одно из своих незначительных предвыборных обещаний и уволить некоторых сотрудников Белого дома, а теперь он съежился перед группой слуг, напуганный их неестественным спокойствием, их правильным британским акцентом. Он чувствовал себя беспомощным, бессильным, выхолощенным, но заставил себя сохранить внешний вид и поддерживать доброжелательные манеры лидера.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Но я вам не верю.

— Все в порядке, сэр. Никсону и Картеру тоже было трудно в это поверить.

Кроутер улыбнулся. — Форд и Рейган приняли это мгновенно.

Он не смог сдержаться. — Клинтон? Буши?

— Они все привыкли к этому, сэр. Как и вы привыкнете.

— Так вы говорите, что Соединенными Штатами правит…?

— Королева.

— Но королева также номинальная глава. В Британии парламентская демократия…

Дворецкий усмехнулся.

— Парламентская демократия? Ничего подобного. Опять же, это держит электорат счастливыми, заставляет их думать, что они что-то решают. Правда в том, что премьер-министр похож на тебя. Фасад. Это королева управляет всем. Всегда так было и будет.

— Ты лжешь.

— Я не лгу.

— Я не согласен с этим. Я был избран большинством граждан Соединенных Штатов, чтобы быть их лидером, и не буду подчиняться приказам от кого-то другого.

— О да, вы будете, сэр. Вы будете выполнять приказы королевы.

Адам повернулся к дворецкому.

— И я чертовски уверен, что не приму никаких приказов от монарха-дешевки с бульварной газетенки…

— Заткнитесь, сэр.

Теперь в позе дворецкого появилось что-то угрожающее, в его голосе зазвучала угроза.

— Вы преклонитесь перед королевой и покоритесь ее власти.

— А если я этого не сделаю?

— Мы застрелили Кеннеди, мы можем организовать кое-что и для вас.

В Овальном кабинете воцарилась тишина. Он стоял перед Кроутером, стараясь не показывать свою нервозность.

— Королева приказала…?

— Королева не имеет к этому никакого отношения, сэр. Это было решение оперативников в этой стране, основанное на ее собственных наилучших интересах. Ей никогда не рассказывали, — он сделал паузу. — Есть много вещей, которые мы не рассказываем королеве.

— Значит, вы предатели.

— Позвольте не согласиться, сэр. Иногда королева не понимает, где лежат ее собственные интересы. Мы обязаны определить, что для нее лучше, что лучше для Родины, и в меру своих возможностей применять соответствующие действия.