Колодцы предков (вариант перевода Аванта+)
Шрифт:
— А должен бы ассоциироваться с Глодоморьем.
— Чем? — удивилась Тереса.
— Глодоморье, деревня такая, правда, недалеко от Лукова. Именно там с незапамятных времен проживали все Менюшки. Станислав был последним в роду. Когда его призвали в армию, он продал дом. Из армии уже не вернулся. В деревне никто не знал, куда подевался.
— Зато мы знаем, — беззаботно отозвалась Люцина, всецело занятая скелетом индюка. Она очень любила обгрызать кости домашней птицы, и ей всегда предоставляли эту возможность. — Теперь я буду говорить
— Бедная милиция! — вздохнула мамуля.
В кухне начал посвистывать чайник. Марек продолжал рассказ:
— Старики в Глодоморье еще помнят, какими богачами были в свое время эти Менюшко. И еще в деревне сохранилось преданье, связанное с Менюшками и сокровищем, но толком никто не мог ничего сказать. То ли Менюшко нашли клад, то ли его, наоборот, запрятали, то ли растранжирили, то ли наоборот, приумножили. Но у последних в роде Менюшко богатства особого не было, а Станислав так и вовсе был бедняком, за полуразвалившуюся хату получил жалкие гроши.
Чайник в кухне свистел во всю. Мамуля беспокойно оглянулась. Отец, разумеется, смотрел матч по телевизору.
— Чайник вскипел! — бросила мамуля в пространство.
— Я не пойду! — категорично заявила Тереса.
— Я тоже не пойду! — оторвалась на минуту от индюшачьего скелета Люцина.
— Пойдет Янек! — решила мамуля и перекрикивая телевизор заорала: — Янек! Чайник кипит!
— Оставьте отца в покое! — возмутился вставая Марек. — Я схожу, заварю.
— Если пойдешь ты, значит, и все мы тоже!
Ну и в результате чай заваривали четыре человека — все, кроме Люцины, а потом принесли в комнату все, необходимое для чаепития, чтобы не надо было больше удаляться в кухню.
— А чем Станислав Менюшко занимался до армии? — спросила я.
— Работал на машинно-тракторной станции, — ответил Марек и, предупреждая мой следующий вопрос, продолжал: — Я поговорил там с людьми. Кое-кто из них вспомнил, что не так давно его разыскивал какой-то незнакомый городской мужчина, и по деревне тоже про Станислава расспрашивал…
Прервав, как всегда, на самом интересном месте, Марек принялся разливать чай, мы же все замерли в ожидании продолжения. Зная привычки любимого, я безропотно ждала, пока он нальет всем чай, пока положит себе сахар и размешает его. Не выдержала мамуля:
— Что за человек?
— Никому неизвестный человек из города, — ответил Марек спокойным бесцветным голосом, и по одному этому голосу я поняла — он говорит о чем-то чрезвычайно важном. А слова произносил самые пустяковые: — Одному деревенскому парню удалось даже вспомнить, как этот городской выглядел. Парень уверен, что он был молодым, и в лице у него что-то такое было, кажется, нос.
— Приплюснутый? — одними губами выдохнула я. — Значит, тот самый?
Леденящее дыхание ужаса пронеслось по комнате. Одна Люцина не почувствовала его, всецело занятая индюшачьим скелетом.
— Плохо наше дело, — жизнерадостно заявила
Она не договорила, рванула ребро сильнее, кусок с остатками мяса оторвался и, перелетев через стол, плюхнулся в Тересину чашку с чаем. Тереса в ярости вскочила со стула, сразу позабыв о Менюшко и прилизанном. Мамуля тоже вскочила — разнимать сестер. Вскочил и Марек, схватил чашку с индюком, бросился в кухню, принес Тересе другую чашку и налил свежий чай, да еще подтер лужу на столе. Я рассеянно наблюдала за всей этой суматохой, но мыслями была далека
— Сдается мне, — зловеще начала я, когда страсти за столом немного приутихли, — сдается мне — нас ждут нелегкие времена. Сокровища Менюшек, последняя воля дяди Антония… Возможно, свои сокровища Менюшко отдали на хранение нашему прадедушке. Возможно, он хранил их в тайне от прабабушки, ибо она, во-первых, крутила с каким-то Менюшко, а во-вторых, характер у нее был тяжелый… Возможно, Менюшко стали требовать назад свои сокровища. Возможно, прилизанный — отдаленный потомок Менюшко… Приезжий потомок. А у здешнего потомка, покойника Менюшко, было больше прав на сокровища, вот они и не поладили…
— А зачем же ему наши адреса? — перебила мои рассуждения Тереса. — Нас тоже собирался передушить?
— Не передушил же! — успокоила ее мамуля.
Вонзив зубы в индюшачий скелет, Люцина сделала попытку рассмеяться дьявольским смехом, у нее не очень получилось. Пришлось на минуту оторваться от скелета. Рассмеявшись дьявольским смехом, Люцина многозначительно произнесла:
— Прилизанный Менюшко еще жив. У него есть шансы…
— Знаете, я, пожалуй, вернусь в Канаду! — вздрогнула Тереса. — Хотя нет, сначала надо вернуть имущество потомкам Менюшко.
— Но тебе же сказали, что у Менюшек потомков не осталось. Станислав был последним, — напомнила я.
— А что именно ты собираешься им отдать? — поинтересовалась мамуля.
— Не знаю, — ответила Тереса. — Но получается, что мы кого-то облапошили, а мне это не нравится. Надо восстановить справедливость.
Люцина фыркнула, и от ее индюшачьего скелета опять отлетел кусок кости с мясом. Тереса раздраженно вскочила, выхватила у сестры из-под носа остатки еды и отнесла ее в кухню. Люцина только жалобно простонала, провожая взглядом останки индюка, и в отместку конспиративно прошёптала мне:
— Все фамильные драгоценности срочно спрячем! Не то эта мегера и в самом деле раздаст их кому не попадя.
— К сожалению, в нашем фамильном замке как раз проходит ремонт, — так же конспиративно ответила я.
Вернувшаяся Тереса подозрительно посмотрела на нас:
— Вы что там шепчетесь?
— Да ничего особенного! — невинно ответила Люцина.
— Получается, что из всех потомков Менюшек остался один прилизанный, значит, ему и следует отдать сокровища.