Колодец странствий
Шрифт:
— Мама, часто говорит мне: «сладенькая моя». Но я искренне надеюсь, что ты не будешь есть мою руку.
Малкольма как будто окатили ледяной водой. Он держал руку Деборы Маклин. — Извини, я хотел взять кекс, — сказал он. — Но ты первая. Он твой.
— Ну что ты! Ты так вцепился в мою руку, что я подумала он тебе нужнее. Тем более он последний. Бери.
Малкольм все еще ощущал тепло ее руки и чувствовал себя странно. Ему нравилось это ощущение, но он чувствовал себя неловко и хотел сказать что-то оригинальное, чтобы не выдать
— Ты меня не застрелишь из лука?
Только и смог придумать он, от чего почувствовал себя болваном. Он улыбнулся и покраснел. Она улыбнулась в ответ и ответила:
— Я слышала ты хорошо бегаешь.
— Да и неплохой наездник.
Он почувствовал себя еще большим болваном.
— Кажется, мне пора скакать отсюда, — сказал он.
— Подожди, я придумала. Мы можем съесть его вместе.
Дебора взяла нож, и разрезав кекс, половинку положила себе на тарелку.
— Ваш ход, — сказала она с улыбкой.
Малкольм взял оставшуюся половинку кекса. Пока они шли через столовую, Дебора о чем-то спрашивала Малкольма, он говорил почти на автопилоте.
— Меня зовут Дебора.
— Малкольм.
…
— Откуда ты?
— Литлхоуп отсюда недалеко?
— А я из Бангора.
— Штат Мэн?
— Нет то, что рядом с Бэлфастом.
…
— Приятно было пообщаться.
— И мне.
Он стоял рядом с ней и слушал музыку ее голоса, вдыхал ее аромат и надеялся, что отвечает впопад. Вечером, лежа в полутьме своей комнаты, Малкольм пытался вспомнить, о чем он разговаривал с Деборой, но не помнил слов. Он помнил ощущения, и они ему нравились. Этот краткий разговор походил на сладкий, сказочный, предрассветный сон, когда первые утренние лучи солнца заставляют открыть глаза и проснуться, но ощущение волшебства остается где-то рядом и заставляет улыбаться.
Прошло больше двух недель с их первого разговора. Они изредка виделись в коридорах школы. Приветствовали друг друга, улыбались и расходились. Оказалось, сделать еще шаг для него тоже непросто.
В выходные, на очередных вечерних посиделках за игрой в шашки, он рассказал отцу о прошедшей неделе. Джеймс задумчиво смотрел на доску.
— Теряешь время, сын.
— Не понял? — удивился Малкольм.
— Время — самый жестокий кредитор. Твой кредит неизменно растет, и нет никакой возможности выплатить проценты.
— Папа, может, хватит говорить метафорами, я ребенок.
— Зачем тогда мою бритву берешь?
Малкольм хмыкнул и почесал подбородок.
— Вот и я о том же, — сказал отец. — Не теряй времени зря. Опасения, страхи, не должны тебя тормозить. Делай то, что считаешь правильным. Ты или будешь в дамках…
Джеймс срубил три шашки Малкольма и прошел в дамки.
— … или проиграешь, но продолжишь идти дальше.
Малкольм посмотрел на доску.
— Партия, — сказал он без сожаления.
Джеймс с улыбкой мотнул головой.
— Ну что, сын, по сочку
— Да.
Отходя ко сну, Малкольм думал о Деборе. Вечная хранительница покоя, ночь, подарила ему сон:
«… Они гуляли по набережной и ели мороженое. Он что-то рассказывал, Дебора смеялась. Ветер трепал ее волосы, собранные в конский хвост. Они держались за руки …»
Прекрасный сон.
Два дня спустя, Малкольм наблюдал за тренировками лучников. Его внимание приковала к себе Дебора. По непонятным для него причинам его чувства обострились. Он мог слышать звон натягиваемой тетивы и шелест полета стрелы. Малкольм мог предсказать практически сразу, куда попадет стрела. Он мог поклясться, что слышит, как бьется сердце девочки.
Когда в ее колчане осталось две стрелы, Малкольм подошел к ней. Дебора положила стрелу на лук. Малкольм коснулся ее плеча. Она замерла.
— Чуть выше. Пауза на выдохе. Между ударами сердца… — прошептал он, едва касаясь ее ушка губами.
Девочка натянула тетиву и выпустила стрелу.
— Молодец! Теперь запомни, как ты это сделала, — сказал подошедший тренер.
Дебора опустошила колчан. В центре мишени торчали две стрелы: одна над другой, плотно прижатые друг к другу. Над стрельбищем затухал шелест оперения, но его мог слышать только Малкольм.
— Молодцы, — сказал тренер. — На сегодня хватит. Отдыхайте.
Две девочки, которые тренировались вместе с Деборой, подошли к ней.
— Ну, ты, крутышка.
Они косились на Малкольма.
— Кто это? — прошептала одна.
— Это мой друг, — ответила Дебора и повернулась с улыбкой к Малкольму.
Девочки зашушукались, изредка поглядывая на него. Мальчик витал на седьмом небе от счастья, на его лице играла блаженная улыбка, единственная мысль, которая крутилась у него голове: «Главное не смазать подачу!»
Дебора подошла к Малкольму, ее щеки горели легким румянцем, глаза светились. Она отдала ему лук и двумя руками взбила свои волосы. Сердце мальчика колотилось, как будто он сорвал джекпот. Он поспешно вернул лук. Солнце играло в её волосах. В этот момент она походила на греческую богиню — охотницу. Малкольм смотрел на нее, не отрываясь.
— У меня что-то с лицом? — спросила Дебора.
— Нет, все хорошо.
— Ты так на меня смотришь.
— Ты похожа на Артемиду, — произнес он.
Дебора заливисто рассмеялась.
— На кого?
— На богиню из греческих мифов, у нее были лук, стрелы и олень.
Девочка продолжала смеяться.
— Олень?
— У тебя, конечно, нет оленя. Но если бы был…
Малкольм прижал к голове руки с растопыренными пальцами. Он принялся гарцевать вокруг Деборы, изображая оленя. Девочка засмеялась пуще прежнего. Он остановился с виноватой улыбкой.
— Я знаю, кто она. Меня папа так называет: «Моя юная Артемида», — сказала Дебора. — Твой олень больше похож на лося.