Колодец
Шрифт:
Я открою тебе один секрет: целительство — дело весьма ответственное и… опасное! В первую очередь, для самих же целителей! Там, "на верху", очень строгие порядки, которые никак не принято нарушать. Мы, целители, все там учтены и за нами ведётся постоянный контроль. За нами внимательно следят, и если мы берёмся лечить без санкциии "сверху", то сразу же на наши головы посыпятся различные неприятности, причём расплачиваться за наши грехи частенько приходится не только нам самим, но и нашим детям, родным и близким. Вот так! Что же касается тебя, то я, как и обещала,
— Вот спасибо тебе, Лукерья, вот спасибо! Не зря я, видать, в церковь последнее время ходила… Услышал Бог мои молитвы!
— Вот в этом-то и вся беда наша человеческая, — огорчённо вздохнула Лыкова, — Люди выдумали церковь себе в угоду! Что бы, значит, ходить туда и просить Гос
пода: "Дай мне то… Дай мне это…" Как в профком какой заводской или ме-
стком! Знаешь, Богу это уже порядком надоело! Зачем просить? Зачем клянчить?
Надо определить для себя своё место в этом мире и идти своей, раз и навсегда выбранной дорогой: к Богу или от Бога…
А без этого ты можешь молиться хоть сто раз на дню, обложившись иконами, и всё будет без толку! Судьбу человека определяют его поступки!
* * *
Председатель колхоза лично попросил Симакова срочно отремонтировать сломавшийся комбайн. Бригада справилась с заданием в предельно сжатые сроки и восстановленная машина ушла в поля уже где-то после обеда.
Председатель на радостях распустил слесарей и механиков по домам. Симаков запер мастерскую и тоже поехал домой.
Возле хаты он чуть было не столкнулся с выезжавшим со двора ходком Лукерьи Лыковой.
"Оперативно работает жёнушка! " — подумал он, сбрасывая газ и уступая дорогу,
— Да и то… Чего резину-то тянуть?"
Лыкова, что бы разъехаться, тоже приняла чуть вправо. Поравнявшись с мотоциклом, она кивнула Симакову и как и возле дома Антона, опять с пристальным интересом посмотрела ему в глаза. Того словно жаром обдало…
"Чего-то она ко мне не равнодушна… Так и норовит взглядом проткнуть…"
Он покачал вслед ведунье головой и заехал в гараж. Потом пошёл в душ…
Когда вышел из кабины, то наткнулся на поджидавшую его жену. Клавдия разрумянилась от чего-то и от этого похорошела. Она показалась ему немного возбуждённой и какой-то загадочной…
— Чего она приезжала то? — спросил Симаков, любуясь женой.
— Целительница? Я пригласила. По нашему делу — забыл? — она взяла его за руку
и подвела к накрытому под навесом столу, — Садись. Будем обедать.
— Да помню я! — Симаков в нетерпении забарабанил пальцами, — Какой резуль
тат? Говори, не томи…
Клавдия вовсе не собиралась пересказывать мужу весь разговор с Лыковой, поэтому отделалась лишь общими фразами.
— Обещала помочь! Дело поправимое, говорит, — Ждите, скоро позову!
Симаков так и подскочил от новости.
— Да ты что! Правда? Вот радость-то. — он подхватил жену на руки и смеясь закружил по двору.
— Пусти, Мишь, ну пусти! Люди смотрят! — упрашивала Клавдия, впрочем не делая никаких попыток высвободится из пылких объятий мужа. Глаза её при этом
Но Симаков её не слушал, взбежал на крыльцо и ногой захлопнул за собой входную дверь…
Когда жена уехала на дойку, он занялся делами во дворе, в том числе взялся поправить и покосившийся сарай. За колодец он не принимался принципиально, решив, что раз не копал с утра, то нечего начинать и под вечер. Тем более, что помощника себе в этом деле он так и не сыскал.
Всякий раз проходя мимо вяза, он останавливался и смотрел на ворон, неподвижно сидевших на нижних ветвях, словно неживые. Странное поведение птиц интриговало и вызывало раздражение. Как ни гнал он их со двора, они всё равно вскоре возвращались. Хорошо хоть цыплят не трогали, а просто чучелами сидели и пялились на колодец. Время от времени Симакову казалось, что то одна из них, то другая незаметно присматривали и за ним самим! Но эти ощущения он полностью относил на счёт разыгравшегося воображения…
Чуть позже мысли его переключились на Лукерью Лыкову и её обещание. Надежда на появление в семье долгожданного ребёнка вновь завладела всем его существом…
На улице начало смеркаться, когда неожиданно заглянул "на минутку" дед Митрич, как всегда весёлый, под хмельком.
— Ты куда запропастился, дед? — стал выговаривать ему Симаков, — Обещался помочь-и пропал!
— Дела, Миха, дела… — неопределённо оправдывался сосед, внимательно оценивая результаты труда Симакова над колодцем, — Да ты, я вижу, и сам управился неплохо… Осталось всего-то ничего…
— Самое важное и осталось. Без помощника мне никак…
— Лады! Завтрева подмогну, не сумливайся. Но ты, Миха, смотри, один в яму не лезь! Без страховки нельзя, опасно! Дождись меня, с утречка пораньше и начнём. Водица-то рядом совсем, завтра её и отроем.
— Сам так чую. Договорились, буду ждать.
— Тады, покедова! — откланялся Митрич.
Уже в калитке он что-то вспомнил и обернулся:
— Слыхал, Миха, какие ноне страстя на селе творятся? Во, брат, история! Милиции понаехало тьма-тьмущая! Участковый наш, Сенька Фёдоров, при них как…этот… экс… экс-ку-ра-вод, во! За петуха, значит… А ещё и охотники из соседнего охотхозяйства понагрянули, и директор заповедника, и прокурор из Вереи, и районный ветеринар… Ждали и губернатора, да тот что-то не прикатил… Вся эта шатия-братия медведя взбесившегося ловить будет! Во как!
* * *
Сегодня Симаковы улеглись спать раньше обычного. Но сон не шёл…
— Мишь, как думаешь, Лыкова сильная знахарка? — спросила Клавдия, мучаясь от навалившихся с темнотой и бессонницей сомнений.
— Я слыхал, что очень. Посильнее своей матери будет. Другой такой ведуньи во всей округе не найти.
— А ты знаешь, её мать мне бородавки на руках повывела, когда я невеститься начала… Пришла я как-то к ней, она меня и научила: "Во время убывающей луны, в тайне ото всех /иначе заклинание не подействует/ перекрести каждую бородавку три раза, повторяя при этом: "Ясень, ясень забери эти бородавки у меня! "