Колодезная пыль

Георгиев Борис

– Всех вас в шестую квартиру к Вельзевулу в сортир! Слоны голубые с невестами, Маргариты с грибами, все! Построились парами и пошли к свиньям, с видом на реку топиться! В котлован с бактобетонным дерьмом по уши! И чтоб вас там задавило битым кирпичом пополам с перхотью! Кха! Кха!

Поперхал охрипшим горлом, немного остыл. Хотел прижать к вискам руки, но, как и всегда, вовремя остановился. Небытие, тела нет. Пульс в висках и кашель - всё это за пределами пустоты, как Ленка. "И хорошо", - не без досады подумал артмастер. Повернулся к рабочей зоне, перетащил поближе панель слоев, крутнул её, наудачу ткнул в карусель, и - надо же!
– с первого тыка угодил в последний слой интерьера. Осталось подняться на уровень выше и...

– Тон-н!
– грянул за спиною

гонг.

– Перезвонила всё-таки!
– Ключик бросился к зазеленевшей трубке, снова потеряв искомую границу между интерьером и экстерьером.
– Ленка?!

В пустоте прозвучал незнакомый мужской голос:

– Валентин, э-э, извините, не знаю отчества.

– Юрьевич, - подсказал артмастер. Вышло суховато, потому что надеялся услышать жену, а не какого-то тенора.

"Кстати, кто это? Не Женечка ли?" Впрочем, всё разъяснилось быстро.

– Управляющий "Би Би Элефант" вас беспокоит, Старицкий моя фамилия, - представился тенор.
– Владимир Александрович. Мне доложили, что вы, находясь незаконно в отселённом доме номер десять по улице Девичьей, оказались по собственной неосторожности в э-э... безвыходном положении. От лица общества с ограниченной ответственностью "Би Би Элефант" я должен поставить вас в известность, что все последствия ваших безответственных действий...

– Минутку, - остановил управляющего Валентин, пытаясь собраться с мыслями: "Ответственность - безответственность... Управляющий. Погонщик слонов. Незаконно? Это ещё почему? Сертификат у Ленки на руках, обмен пока не состоялся, компенсация за квартиру не получена, я тоже в своём праве. Спокойнее. Криком здесь не поможешь".

– Минутку, Владимир... как вас?

– Александрович.

– Так вот, Владимир Александрович, квартира четыре в доме по улице Девичьей принадлежит мне. Положенной по закону компенсации от муниципалитета я не получил, нахожусь в своей квартире на законном основании. Нахожусь, и, заметьте себе, буду находиться, пока не истекут два календарных месяца со дня погашения компенсационного сертификата.

– Два месяца?!
– вполголоса пропел тенор.

– Два месяца!
– подтвердил Валентин.
– И должен поставить вас в известность от собственного лица, что я, Ключко Валентин Юрьевич, намерен немедленно обратиться в муниципалитет с жалобой на действия вашей лавочки. Вы чуть не сорвали мне деловую встречу с гри... Знаете с кем? Лучше вам не знать.

"Да я и сам не знаю, кто он", - мельком подумал Ключик, но продолжил в том же тоне:

– Если по вашей вине я не смогу выполнить срочный заказ - а сроку у меня на выполнение неделя, - знаете, что я тогда сделаю?

"Чёрт меня знает, что я тогда буду делать. Возможно, скажу грибу, что придётся ему подождать ещё неделю".

– Два месяца!
– трагически взвыл тенор.
– Но бактобетон уже пошёл!

– Два месяца и ни днём меньше!
– сурово отчеканил Ключик.
– И все эти два месяца мне нужно где-то брать еду, питьё, куда-то выбрасывать мусор...

– Бактобетон пошёл, - бормотал управляющий, - Скоро пройдёт "ноль"... Эвакуация? Послушайте, господин Ключко, я, конечно, приношу вам всяческие извинения от себя лично и от фирмы, но войдите в моё положение. Единственное, что я могу предпринять, - обеспечить эвакуацию. Мы подгоним автовышку, снимем вас. На каком вы этаже?

Эвакуация. Документы, деньги... А книги?

– Минуточку, Владимир, - сказал Валентин и высвободил голову из небытия. Пустота отступила, дом обнял выбитого из колеи хозяина.

Валентин сгрёб со стола древнюю радиотрубку и опрометью кинулся в гостиную, где рядами по стенам книги, книги; где в дёшёвых рамах отцова мазня. Фортепиано. Снова книги. Статуэтка Дона Кихота с книгой в руках, а под ногами Рыцаря Печального Образа, там, куда указывает острие кукольного меча, на книжной полке за стеклом щербатая синяя тарелка. Эвакуация? По семейному преданию в тот день, когда во время налёта бомбой разворотило внутренности дома номер десять по Девичьей, семьи по счастливой случайности дома не было. На второй после налёта день Ключика-старшего, Юрочку, взбалмошные

родственники отправили на развалины - разведать, что и как. Война только ещё притронулась к городу, никому из взрослых не пришла в голову простенькая мысль - посылать в разбомбленный дом десятилетнего мальчишку небезопасно. Ключику-старшему по малолетству мысль эта тем более не могла прийти в голову. Крыши у дома не было, но устояли стены. Кое-где встречались и перекрытия, лестница на второй этаж уцелела. По ней и вскарабкался Юрочка к пролому в кухонной стене и, сунувши голову в самое сердце искалеченной квартиры - в кухню, увидел на вершине безобразной кучи из битого кирпича, досок и драни вот эту самую голубую тарелку. Целёхонькую. С риском свернуть шею он спас её и принёс семье. Прочее имущество прихватить в эвакуацию не удалось, после первого нежного прикосновения война взялась за город грубо. Всё, кроме голубой тарелки, пришлось наживать заново.

– Эвакуация?
– переспросил у радиотрубки Ключик-младший.
– Нет, я не согласен.

– Не согласны?
– с готовностью отозвался тенор, будто только того и ждал.
– Великолепно. Тогда я отмечу вас как отказника и переправлю жалобу в муниципалитет. Та-ак. Девичья. Десять. Ключко. Валентин. Эвакуация. Отказ. Статус? Потерпевший. Отправлено. Всё, Валентин Юрьевич, ищите ваш запрос в электронном муниципалитете под номером...

Управляющий повеселел, цифры диктовал празднично, однако Валентин Юрьевич Ключко номер не записал - некуда было и нечем. Он машинально распрощался с тенором и, слушая короткие гудки, стал обдумывать, чем грозит отказ от эвакуации и к чему обязывает законопослушного гражданина статус потерпевшего.

Глава третья

Грубая настройка скелета автомобильного кузова была закончена, можно бы взяться за доводку, но Ключик заметил вдруг, что мажет мимо меток привязки "Прерваться надо бы", - решил он и потащил с головы шлем. "Экая тьма за окном, не хуже чем в мастерской. Который час?"

На стенных часах, с анероидом которые, восемь с четвертью, вечер. Семьсот сорок два миллиметра на барометре. Валентин кряхтя вылез из кресла - ноги-руки затекли, в глазах пятна, мутит, - постучал по выпуклому стеклу. "Вот оно что". Остроносая стрелка перескочила на дождь. "Семьсот тридцать, потому и мутит", - подумал артмастер, но тут же понял: не виновата погода, просто очень хочется есть. "И опять пересидел в шлеме. Забылся". Инструкция предписывала после двух часов работы перерыв, но как прерваться, когда держишь в каждой руке по оси, локтями правишь радиусы кривизны, а правой ногой тянешься выключить тупой сплайн-аппроксиматор. Или когда мечешься подобно ошалевшей мухе из одной точки обзора в другую, силясь понять, в какой момент летит к свиньям перспектива и вырастает на спине модели квазимодов горб. "Ночью снова будут мучить кошмары, одно спасение - плотно поесть". Ключик поплёлся на кухню, на ходу соображая, осталось ли в холодильнике съестное или придётся переться на ночь глядя в супермаркет заготовлять фураж. Жены вроде бы нет дома? Ленка!

Задавленная темнотою память ожила. Ленка так и не перезвонила. Квартира с видом. Женечка. Пыль. В супермаркет не выйти. Стальная леди. Арестант. Погонщик слонов. Эвакуация. Потерпевший.

Ключик переменил намерение, не направо по коридору в кухню (всё, что там было, почато вчера и доедено утром), а налево, в гостиную повернул. Из окна выглянуть. На подоконнике телефонная трубка. "Ну да, тут я её и оставил, когда решил: чем тратить время на муниципалитет, лучше возьмусь за работу. Посмотрел в окно, подумал..."

– Да, я подумал о том, как буду за жратвой со второго этажа выбираться. Подумал я так и решил: а ну его к чёрту, потом позвоню в мэрию, пусть там решают, как помочь потерпевшему. А ведь можно было бы...

Валентин вытянул из кармана джинсов связку соседских ключей. "Можно к Вельможным спуститься и через их окно вылезти на улицу, - подумал он, погремел ключами, поморщился.
– Ну нет. После того, что на прощание наговорила Василиса? И я ей. Лисе Вельможной. Я тоже хорош. Нет, ноги моей там..."