Колониальная служба (Сборник)
Шрифт:
На первый день пятьсот подобных «колбас» были загнаны под землю и заполнили несколько скважин. На второй день было опущено уже четыре тысячи. На третий день — восемь тысяч. На четвертый день содержание взрывоопасного топлива в почве было настолько мало, что даже приборы не могли уловить его присутствие. Бордман связался с Сэндрингхемом и сообщил ему об этом.
— Я могу теперь говорить с гражданскими! — Глава Сектора вскочил с кресла. — Вы ликвидировали утечку!
— Двадцать тысяч скважин, — напомнил Бордман. — В каждой из них — шестьсот
— На десятую поднялся, — сказал Сэндрингхем. — И, похоже, продолжает подниматься.
— Значит, времени нет!
Сэндрингхем какое-то время колебался. Но наконец скомандовал:
— Действуйте.
Экран погас.
Осталось только три мили скважин, которые следует заполнить, а затем топливо будет выбрано и заменено жидким илом.
Лейтенант Барнс сказал:
— Я позабочусь об этом, сэр.
— Барометр повышается на десятую, — Бордману очень трудно было держать глаза открытыми. — Все в порядке, лейтенант. Давайте. Вы — подающий надежды юный офицер. Просто отличный офицер! А я пока минутку посижу…
Когда Барнс вернулся, Бордман спал.
Юноша сел рядом с Бордманом, готовый растерзать каждого, кто посмеет побеспокоить его. И когда Сэндрингхем снова попытался с ними связаться, на экране появился Барнс.
— Сэр, — сказал он с предельной вежливостью, — мистер Бордман не спал уже пять дней. Его работа сделана. Я не буду будить его, сэр!
Глава Сектора вскинул брови.
— Так, значит, не будете?
— Никак нет, сэр! — отчеканил лейтенант. Сэндрингхем задумчиво кивнул.
— К счастью, никто не слышит нашего разговора. Вы совершенно правы.
И отключился.
Только тут Барнс сообразил, что он посмел не подчиниться Главе Сектора, причем совершил нечто гораздо более страшное, чем другой младший офицер, когда-то объяснявший Главе Сектора, как тому следует пользоваться скафандром.
Но он ни на секунду не пожалел о том, что сделал.
Через двенадцать часов Сэндрингхем снова связался с ним.
— Барометр падает, лейтенант. Я очень обеспокоен. Пришло сообщение о надвигающемся шторме. Не все соберутся возле Штаб-Квартиры, но большая часть населения — наверняка. Я напрасно пытался объяснить людям, что химикалии, которые мы ввели в почву, могли еще не закончить реакцию. Вернеру тоже это не удалось. Так что если Бордман проснется, сообщите ему.
— Слушаюсь, сэр.
Решившись идти до конца по пути дисциплинарных нарушений, он даже и не подумал будить Бордмана.
Бордман проснулся сам после двадцати часов сна. Он замерз, отлежал себе все бока, а во рту был такой привкус, как будто там дрались коты.
— Как барометр? — пробормотал он, едва открыв глаза. Барнс, прикорнувший рядом, тут же встрепенулся и сел.
— Падает, сэр! — четко доложил он. — Сильный ветер. Глава Сектора открыл территорию для гражданских лиц на тот случай, если они захотят перебраться
Бордман принялся что-то подсчитывать на пальцах. Естественно, ему был нужен более сложный прибор для расчетов. На пальцах не так-то легко подсчитать, сколь велика вероятность детонации одного процента незамороженного топлива, содержащегося в мерзлом.
— Я думаю, — после очень долгих подсчетов сказал Бордман, — что все обойдется. Кстати, они убрали трубы ирригационных систем?
Барнс не знал этого и покраснел до корней волос. Он помчался добывать новую информацию, а когда вернулся, заодно принес Бордману кофе и еду.
Бордман благодарно кивнул и сказал:
— Вам ведь известно, лейтенант, что на Сорисе-2 мы вливали в почву ракетное топливо, когда хотели осушить болото. Мы позволили ему впитаться…
— Да, сэр, — благоговейно ответил Барнс.
— Произошла диффузия. Топливо проникло в ил… В воде ракетное топливо нагревает воду всего чуть ниже точки кипения. И не детонирует, когда оно достаточно ионизировано. У вас есть еще кофе?
— Да, сэр. Сколько угодно!
— И наступил день, когда ветер был как раз таким, какой был нам нужен. Я сунул раскаленный докрасна прут в болотную воду, в которой содержалось ракетное топливо. Это было самое невероятное зрелище, которое я когда-либо видел!
Барнс налил ему новую порцию.
— Она вскипела, — обжигаясь кофе, продолжал Бордман. — Болотная вода, в которой было ракетное топливо, вскипела, но топливо не взорвалось. Это зрелище было куда эффектней, чем взрыв! Можно было видеть, как волна жара пронеслась по болоту. Дым унесло ветром. И вся вода в болоте испарилась, а ядовитые растения сгорели и погибли. Таким образом… — он долго зевнул, у нас появился участок земли десять на пятьдесят миль для прибывающих колонистов.
Он глотнул кофе и, секунду помедлив, произнес:
— Да, самое главное, чтобы топливо не взорвалось. Чтобы оно сгорело. В воде. Тогда вся его энергия уйдет на испарение воды. Мощная штука! У нас было два фута воды над илом. Раз — и нет ее. И стоило это нам — меньше грамма топлива на квадратный ярд болота.
Бордман поставил чашку, поднял глаза и обнаружил, что его слушает не только Барнс. Вокруг собралось много людей, которые выжидающе смотрели на него. Смущенный, словно застигнутый на месте преступления, он не знал, что сказать окружившим его людям, поднял взгляд на небо…
Огромное облако медленно двигалось от океана.
Бордман присвистнул.
— Ого! А сколько я проспал, Барнс?
Барнс четко доложил ему, и стоящие вокруг люди подтвердили слова лейтенанта нестройным хором.
Бордман помотал головой, чтобы стряхнуть сонливость.
— Мне необходимо увидеться с Сэндрингхемом, — быстро проговорил он. — Я хотел бы отложить поджог, насколько это возможно.
Пока Бордман забирался в вездеход, который специально вызвал для него Барнс, все люди искренне желали ему удачи. Кто-то произнес: