Колония нескучного режима

Ряжский Григорий Викторович

Оглянувшись на всякий случай, Шварц зашёл внутрь и осмотрелся. Народу уже не было, служба закончилась, свет от паникадила едва достигал пола храма, горели лишь пара свечей да одна из лампад. Третья свеча, израсходованная до половины, не горела, торчала просто так, с обгорелым кончиком. Юлик выдернул её из гнезда, поджёг от горящей свечки и вставил обратно в то же самое гнездо.

— Значит, так, — обратился он к себе. — Если выгорит дело — покрещусь. — И добавил после паузы: — Когда-нибудь. И пропади всё пропадом…

Что

это было за дело, чем оно должно закончиться и кто должен был пропасть пропадом, Шварц уже отчётливо себе представлял. Впоследствии, вплоть до самого конца жизни, он не раз благодарил себя за принятое им в этот день безрассудное решение. Это был вечер пятницы. Оставалось лишь прокачать детали с Гвидоном…

А в понедельник утром скульптор Гвидон Иконников набрал номер Евгения Сергеевича и попросил о встрече. Тот, уверенный, что дело сдвинулось быстрее, чем он сам предполагал, дал согласие и назначил рандеву на том же месте, на среду, тоже на одиннадцать.

Когда Гвидон появился в Союзе, тот уже был на месте. Берендеев в отделе отсутствовал, видимо, был выпровожен заблаговременно. Евгений Сергеевич поднялся, приветливо кивнул, протянул руку. Гвидон пожал её и опустился на стул. Кагэбист улыбнулся:

— Ну что, Гвидон, вас можно поздравить?

Гвидон поднял глаза:

— Так вы уже знаете?

Евгений Сергеевич развёл руками:

— Догадываюсь. Вы приняли правильное решение, Гвидон. И теперь нам с вами предстоит большая работа. Очень большая и очень ответственная.

Иконников выдержал паузу и произнёс:

— Я имел в виду, что вы знаете о том, что мы с Присциллой Харпер теперь муж и жена. Мы поженились. Зарегистрировали законный брак.

Евгений Сергеевич удивлённо поднял глаза:

— В каком смысле, поженились? Как это? Когда?

— В прошлую пятницу, — спокойно ответил Гвидон. — В ЗАГСе. Пришли и расписались. — Он посмотрел в глаза сотруднику органов и отчётливо проговорил: — Потому что так мы с ней решили. После нашего с вами разговора.

— Надеюсь, отдаёте отчёт своим словам? — сухо спросил сотрудник. — Место для шуток нашли неудачное.

— А я не шучу, — без всякого выражения на лице ответил Гвидон, — можете проверить, вам это несложно.

— Что ж, проверим, Гвидон Матвеич, непременно проверим… — Казалось, он был едва заметно растерян, вырабатывая одновременно план дальнейших действий. И Гвидон понял, что сидящий напротив него самоуверенный чекист совершенно не готов к такому повороту событий. Это придало ему храбрости, и он приступил к следующему этапу разговора, к тому, ради которого пришёл на эту встречу.

— Вы не ругайте меня, пожалуйста, Евгений Сергеевич, — неожиданно с просительной интонацией в голосе произнёс Иконников. — Понимаете, я прикинул и понял, что не смогу. Ну не такой я человек. Я и в жизни-то не уверенный, а в таком деле, подумал, буду и вовсе плохим помощником. Это ж не война, не фронт: заряжай —

наводка двадцать — прицел пятнадцать — огонь! Тут подходы нужны, тонкость особая. А я врать не умею, не приучен с детства, так уж вышло. От этого и сижу без мастерской. А ведь пришлось бы притворяться, а? Наверняка же?.. А я не справлюсь, завалю всё дело рано или поздно. — Он смиренно положил руки на колени. — Вот… такие дела…

Евгений Сергеевич выслушал без единой эмоции. Встал:

— Мне кажется, Иконников, вы сидите сейчас передо мной и дурочку разыгрываете. Я не то-о-о… Я не э-э-это… А насчёт регистрации живо всё просекли, руки в ноги и в ЗАГС. Да ещё, уверен, всех там заморочили и все нужные ходы разузнали. Ну, это мы ещё разберёмся, как вы там своего добивались, это дело такое…

Гвидон смиренно слушал, опустив глаза в пол. Когда чекист взял паузу, он тут же втиснулся в неё, чтобы успеть перешибить настроение начальника:

— Я, собственно, знаете, чего о встрече попросил? — Тот с раздражением бросил взгляд на Иконникова. — Я хотел сказать, что у меня есть товарищ один, тоже наш, художник, очень хороший художник, так вот он тоже влюбился в мою девушку, я имею в виду, в мою жену… И в общем, так достаёт нас, что мы от него уже прячемся просто. Он считает, что первым с ней познакомился и что я поступил с ним подло, отбив её у него.

Евгений Сергеевич хмуро посмотрел на Гвидона:

— Ну и для чего вы, Иконников, мне всё это рассказываете? Чтобы я вас пожалел? Вам ещё самому себя жалеть придётся, и не раз. Это уж я вам гарантирую.

— Так вот я и говорю… — не обращая внимания на его слова, продолжил Гвидон. — А давайте мы его на ней женим? Ну, то есть… вы жените! — Он запнулся. — Я хочу сказать, он на ней тоже женится. Он ведь человек совсем другой, это не я. Он согласится сто процентов. И сумеет как надо сотрудничать. Он и языки знает, немецкий, правда, но хорошо, почти свободно. У него мама партийно подкованная, идейная, директор школы. И сам фронтовик, ордена имеет, медали. Тоже до Берлина дошёл и потом ещё там служил, в Крамме. После войны уже.

— В храме? — недоверчиво переспросил кагэбешник. — Это в каком ещё храме?

— Да нет, не храме, а в Крамме. Город такой немецкий, до Берлина немного не доходя. В советской комендатуре. Замом коменданта. — И, не сбавляя темпа, продолжил: — И Суриковку закончил с отличием, как я. — Он с надеждой посмотрел на чекиста. — Его возьмите, а? Меня не надо, я не справлюсь, точно говорю.

Человек в штатском аж поперхнулся и злобно произнёс на повышенных тонах:

— Вы что такое несёте, я не понял? Вы разведётесь, а на Харпер вашей женится ваш друг? А для чего ж вы тогда женились, чтобы голову нам морочить? Или цену набивать? Я вам ясно уже сказал, Иконников, вам конец! Забудьте о карьере, о мастерской, о заказах! Вы сами себе своими руками могилу выкопали!