Колонна Борга
Шрифт:
Так начиналась битва за профессора Борга. Он вдруг стал стратегически важным объектом, неким магическим кристаллом инженерной мысли, волшебный свет которого способен превратить мертвый камень бесплодных усилий в золото гениальных технических решений.
Англичане надеялись с помощью Борга наконец довести до ума свой реактивный «Глостер метеор». Американцы со свойственным им размахом решили использовать Борга для создания американской реактивной авиации (как чуть позже они используют «трофейных» Вернера фон Брауна и Артура Рудольфа для создания американской ракетно-космической промышленности). А кое-какие советские «академики» и «генералы» решили заткнуть Боргом дыру собственной некомпетентности, дабы ее, не дай бог, не заткнул какой-нибудь Москалев; с
Но истинные причины интереса к Боргу лежали гораздо глубже. Дальний стратегический сверхзвуковой бомбардировщик в те времена представлялся наиболее эффективным средством доставки атомной бомбы. Англичане, американцы и русские вели активные работы по созданию атомного сверхоружия. И при этом страшно боялись, что Германия создаст бомбу гораздо раньше; что атомная бомба и есть то чудо-оружие, о котором так усиленно вещала геббельсовская пропаганда. Бомбардировщик Борга с атомной бомбой на борту если и не изменит весь ход войны, то резко увеличит цену победы союзников над Германией.
Были ли основания для беспокойства? Были. И весьма серьезные.
22 декабря 1938 года немецкие физики Отто Ган и Фриц Штрассман отправили в берлинский журнал «Естествознание» статью, в которой на основе экспериментов доказали, что ядро урана расщепляется. При каждом таком расщеплении должно выделяться гигантское количество энергии: порядка двухсот миллионов электрон-вольт. А спустя немногим больше месяца те же физики отправили в тот же журнал статью, где приводили доказательства появления других радиоактивных осколков в процессе расщепления урана. Ган и Штрассман предположили, что испускаемые при расщеплении ядер урана нейтроны должны расщеплять другие ядра урана: возникает цепная реакция, в результате которой выделится огромное количество энергии.
Так была подведена теоретическая основа создания атомной бомбы. Весной 1939 года авторитетный специалист в области экспериментальной и теоретической физики профессор Георг Йоос, оценивший практическую значимость открытия Гана и Штрассмана, написал письмо в рейхсминистерство образования. Министерство немедленно организовало конференцию 29 апреля 1939 года, на которой было решено собрать все запасы урана, имеющиеся в Германии, а также срочно купить тысячи тонн урана, хранившиеся на складах в Бельгийском Конго. И главное: было решено создать научно-исследовательскую группу с участием ведущих физиков рейха под руководством «проверенного члена партии» профессора Абрахама Эзау. Эзау был специалистом в области высокочастотной техники, а не ядерной физики, — зато считался активным нацистом и поэтому в свое время был назначен на высокий пост руководителя сектора физики в Научно-исследовательском совете при рейхсминистерстве образования.
Одновременно 24 апреля 1939 года гамбургский профессор Пауль Хартек и его ассистент доктор Вильгельм Грот направили в военное министерство письмо, в котором вкратце изложили суть исследований Гана и Штрассмана и утверждали, что эти открытия позволят изобрести взрывчатку фантастической мощности. Дабы расшевелить консервативных военных, патриоты Хартек и Грот напирали на то, что американцы, французы и англичане уделяют большое внимание развитию ядерной физики. И Германии следует поднапрячься, поскольку, — как небезосновательно утверждали Ган и Штрассман: «страна, которая добьется в этой области наибольшего прогресса, получит такой перевес над другими, что сравняться с ней будет уже невозможно».
В военном министерстве письмо попало к специалисту вооруженных сил по взрывчатым веществам доктору Курту Дибнеру. Дибнер был физиком-ядерщиком и сразу уловил суть послания. Указывая на то, что в обход военного министерства для работы по важнейшему оборонному направлению уже создана «группа Эзау», Дибнер сыграл на самолюбии генералов и с благословения военного руководства создал свою собственную исследовательскую группу. Естественно, между коллективами сразу началось соперничество,
Так в середине 1939 года Германия стала единственной страной, где научный коллектив исследовал возможности использования атомной энергии в военных целях.
Скупка урана и запасов «тяжелой» воды (в молекулах которой ядра водорода заменены атомами тяжелого водородного изотопа дейтерия), которая является идеальным замедлителем нейтронов, а также сокращение публикаций на ядерную тематику в открытой прессе насторожили зарубежных физиков. Уже в апреле 1939 года председатель комитета научного планирования Великобритании сэр Генри Тизар призвал британское правительство воспрепятствовать немецким закупкам урана. 17 марта Ферми встретился в Вашингтоне с сотрудниками морского министерства и обратил их внимание на то, что немцы могут создать оружие нового типа — атомную бомбу. Бравые моряки не восприняли всерьез «яйцеголового». Ферми обратился за помощью к коллегам. 2 августа 1939 года Эйнштейн, Ферми, Сцилард и Вигнер направляют коллективное письмо президенту США Рузвельту. Рузвельт прочитал письмо, в котором сообщалось о возможности создания бомбы, уничтожающей целые города. Ох уж эти фантазеры-ученые!
Что только они не расскажут, лишь бы выманить деньги на свои нелепые эксперименты! И Рузвельт оставил письмо без ответа.
7 марта Эйнштейн отправил Рузвельту второе письмо. Его ожидала бы судьба предыдущего письма, если бы в конце апреля в США не объявился Петер Дебай, бывший директор Института физики в Далеме, лауреат Нобелевской премии 1936 года. Дебай должен был возглавить немецкий ядерный проект. Однако было одно «но». Дебай был голландским подданым. Ему предложили принять немецкое гражданство, но он отказался и выехал в США читать курс лекций. Обстоятельства скандального увольнения Дебая стали известны прессе, и вскоре в «Нью-Йорк Таймс» появилась статья о немецком «урановом проекте». Американские власти традиционно доверяли «Нью-Йорк Таймс» больше, чем нобелевским лауреатам, и потому дело наконец сдвинулось с мертвой точки.
Результат известен: американская бомба была готова менее чем через пять лет. Немецкие ученые так и не подошли вплотную к созданию атомного оружия. Почему? На этот вопрос нельзя дать однозначный ответ. Для понимания ситуации: сам Гитлер об атомной бомбе узнал лишь в начале 1942 года от своего личного фотографа Гофмана, друга министра почт Онезорге. Министерство почт имело собственную исследовательскую лабораторию (кстати, прекрасно оснащенную), в инициативном порядке занимавшуюся ядерными исследованиями. Отсюда понятно: в основе проигрыша ядерной гонки Германией лежало недостаточное внимание к проекту со стороны государства, что влекло за собой распыление сил и средств, хроническое недофинансирование и даже элементарную халатность. Насчет халатности: это не преувеличение и ярче всего характеризует ситуацию случай с профессором Боте.
В середине 1940 года профессор Боте предложил использовать в качестве замедлителя нейтронов дешевый и имевшийся в большом количестве графит. Военные заказали фирме «Сименс» партию высокочистого электрографита. Однако реальная эффективность поставленного фирмой «Сименс» графита оказалась вдвое ниже расчетной, и Боте решил, что в расчеты вкралась ошибка. Лишь в 1945 году выяснилось, что фирма «Сименс» поставила натуральный брак: графит вовсе не был высокочистым, а содержал недопустимые примеси азота. Пока немцы терпеливо дожидались тяжелую воду из Норвегии (поступавшую с завода «Норска Гидро» в Рьюкане), американцы в 1942 году построили урановый реактор с графитом в качестве замедлителя. Когда осенью 1942 года министр вооружений Шпеер узнал, что для создания атомной бомбы потребуется еще три-четыре года, он приказал прекратить работы в этом направлении. Логику решения он обосновал просто: за это время либо закончится война, либо ее исход будет предрешен. И Шпеер приказал сосредоточиться на разработке реактора для получения ядерной энергии.