Колос времени [СИ]
Шрифт:
– Ох, матерь Божья, ну и парит… И комары попрятались, и цикад не слышно – чтоб мне лопнуть, ежели к ночи не разразиться гроза. Храни нас святой Николай! Черт же дернут выехать на ночь глядя, оставались бы лучше в замке… А тут того и гляди вымокнешь до нитки… шпорами своими клянусь, и часу не пройдет, как начнет поливать.
Один из его спутников, высокий и худощавый, обогнав товарищей, поравнялся с предводителем и вежливо заметил:
– Досточтимый брат Вильгельм, ни вы ли громче всех кричали, что ноги вашей не будет более под крышей Зегельса?
– Так и будет! – мгновенно вскипел старый рыцарь, с силой натягивая поводья. – Так и будет, клянусь честью! Чтоб мне вовек не видать
– Я то же про это слышал, но впоследствии выяснилось, что грамота не имела законной силы, – рассудительно ответил худощавый. – С братом Альберт Хорф сумел договориться полюбовно.
– Да какой он Хорф, разрази меня гром! Выродок, грабитель!
Вдали за синей полосой леса послышался отзвук громовых раскатов, и фон Тротта поспешно осенил себя крестным знамением. Его спутник, чуть помедлив, повторил за ним, после чего добавил, не меняя интонации:
– Свое имя он носит по праву. Что до его дел, то божий суд на небе и людской на земле рассудят их по справедливости.
– Вот-вот! – взбодрился старый рыцарь, все еще с опаской поглядывая на небо. – Пусть магистр Волтер с ним разберется, пусть пошлет сотню латников в Зегельс, пусть вздернет щенка на замковых воротах…
– Коль скоро земли и замок находятся во владениях архиепископа, то следует прежде подать жалобу в совет архиепископства, – перебил худощавый. – Каковой соберется в Ронненбургском замке к Иванову дню…
Он запнулся, поймав насмешливый взгляд фон Троты.
– Ты, брат Хеннинг – ученый человек, но не видишь дальше своего носа, – фыркнув, заметил тот. – Пусть прелаты обделывают свои дела, пусть судят да рядят о своем – Ордена это не касается. Но, ей-богу, ежели старый Михель Гиллебранд попробует высунуть нос из Ронненбурга, ему самому не поздоровится. Здесь, в Латгалии всем заправляют наши командоры и фогты, а над ними – никого, кроме Господа Всемогущего и Волтера фон Плеттенберга. Архиепископ Рижский и епископ Дерптский об этом знают лучше тебя, поэтому вмешиваться не станут. Да и что им за дело, кто сидит в Зегельсе?
– А для Ордена это важно?
– Сам подумай. Покойный Клаус Унгерн был с нами в большой дружбе, а его земли тянутся вдоль всей реки Педец – хороший мост между владениями Ордена на севере и на юге. К тому же барон был главой местного мантага и входил в совет архиепископства. Связи у него были повсюду… Смерть его – для нас большая потеря, такого союзника в своем государстве найти нелегко. Старшая барышня Унгерн натворила дел – с французом сбежала и без отцовского соизволения с ним обвенчалась. Но тот хоть помер… Так она с Хорфом спуталась и теперь носит от него ублюдка. По всему выходит, что сошлись они еще при жизни француза, что уже есть преступление, за которое баронессу, как и любую распутную девку, следовало бы прилюдно высечь на телеге, а щенка Хорфа выслать из страны. Чума на этого злодея! Ишь чего удумал! Зегельсу он теперь хозяин, ха! Вся желчь так и вскипает, как вспомню о том, что он мне наговорил. Ехиднино отродье! Сучий сын! Но пусть, про него много чего еще болтают. Думаю, коли дело дойдет до суда, этот разбойничий выродок не отвертится, а Элизу Унгерн после родов отправят в монастырь – грехи замаливать…
Брат
– Значит, фрейлейн фон Зегельс неспроста отправилась с нами?
Старый ливонец, шумно отдуваясь, провел рукавом по лицу и перевел взгляд на горизонт. Над лесом уже вовсю громыхало, и фиолетовые тучи то и дело озарялись бледными сполохами зарниц. От низкого неба к верхушкам деревьев протянулась размытая грязно-серая полоса дождя. Сильный порыв ветра поднял тучу пыли с дороги, бросая ее на путников. Всадники как по команде пригнули головы, а из окошка возка высунулась женская рука, ловящая хлопающий на ветру тяжелый занавес.
Рыцарь фон Тротта сплюнул осевший на губах песок и, жестом подозвав к себе самого молодого из спутников, громко распорядился:
– Вот что, брат Юрген, оторвись-ка от своей книжки да пойди, развлеки фрейлейн Мартину беседой. Скажи ей, чтоб не пугалась грозы – при мне есть нитка из плаща святого Николая, которая бережет от несчастий в пути. Скажи, что Господь нас не оставит, да убери с рожи это постное выражение и будь с девицей полюбезней. Ступай!… Знавал я благородных барышень, что при звуках грома теряли разум от страха, – задумчиво произнес он, когда брат Юнген отправился выполнять возложенное на него поручение. – Но, сдается мне, младшая Унгерн не из таких, хотя выглядит маленькой и тощей. Прошлой осенью она была поглаже, а сейчас тоща как куриная кость. Того и гляди, ветром снесет. В замке болтали, будто разбойник Хорф пытался ее уморить…
– Так вы из-за этого взяли ее с собой в Мариенбург? – повторил брат Хеннинг.
– Из-за того ли, из-за другого ли… – проворчал старый рыцарь. – Она – крестная сестры нашего фогта, которая замужем за Рейгольдом фон Мюнстером. Нашему фогту все равно что родственница, к тому же по духовной Клауса Унгерна он является ее опекуном. Пусть лучше при нем будет, чем при своей распутной сестрице и проклятом Хорфе, а там уж решат, за кого ее выдать замуж, чтобы Зегельс вновь оказался в надежных руках. Чтоб мне не видеть более ни одной рейнской бутылки, ежели поместье достанется Хорфу! Этот кусок ему не проглотить! Лопнет у него брюхо, шпорами клянусь, лопнет!
Брат Хеннинг согласно наклонил голову, одновременно прикрывая лицо от новой волны пыли. Гроза подползла совсем уже близко, и, посоветовавшись со спутниками, рыцарь фон Тротта принял решение не ехать до городка Шваненбург, как предполагалось поначалу, а свернуть у ближайшей фольварка с тем, чтобы там переждать грозу, а то и вовсе заночевать. Делалось это ради Мартины Унгерн, сидевшей в возке с видом бледным и апатичным, невзирая на все попытки молодого ливонца ее развлечь. Девушку сопровождали служанка Кристина и Порциус Гиммель, но первая, забившись в угол, только вздрагивала при каждом ударе грома, а второй, плотнее надвинув шапку с наушниками, то и дело клевал носом. На коленях у него, прикрытая краем синей мантии, лежала продолговатая шкатулка красного дерева с вырезанным на крышке латинским изречением, и почтенный доктор даже во сне не отрывал от нее рук.
Один из кнехтов, высланных вперед, вскоре вернулся с хорошими известиями. Миновав небольшую рощицу, процессия выехала на ровное место. До леса оставалось не более мили, а все пространство перед ним занимало голое поле с возвышавшимися посередине постройками одинокого фольварка. Здесь от главной дороги отходила еще одна, достаточно широкая, чтобы на ней могли разминуться две едущие навстречу телеги, и с обеих сторон обсаженная невысокими кряжистыми дубами.
Когда повозки со скрипом стали заворачивать к фольварку, Мартина вдруг стремительно подалась к окну, расширенными глазами глядя в сторону рощи.