Кольт полковника Резерфорда
Шрифт:
Громкий топот на лестнице вернул Джимми к реальности. Майор Борчард, в камуфляжной форме и армейских ботинках, спускался со второго этажа в сопровождении белобрысого адъютанта.
– Мистер Гай! – Улыбка майора неудержимо расширялась по мере его приближения, и Джимми подумал, что, если он будет продолжать в том же духе, уголки его губ в конце концов сойдутся на затылке. – Я только что узнал, что вы приняли новое решение относительно кольта.
– Можно сказать и так.
Альбинос занял позицию на нижней площадке лестницы, а Борчард прошел через комнату и остановился перед камином.
– Стало
– Не спешите, – остановил его Джимми. – У меня к вам будет разговор.
Улыбка Борчарда пошла на убыль; он принял строевую стойку «вольно», а затем скрестил на груди руки.
– Разговор? На какую тему?
– Во-первых, о Сьюзен.
– Сьюзен? – Борчард на секунду задумался. – Я полагаю, вы не о сестре моей бывшей жены? У меня нет других знакомых по имени Сьюзен.
– Может, Сюзи Корлисс? – предположил альбинос. – Ну та, жена Майка Корлисса?
– Извините... Это я по рассеянности. – Джимми сделал рукой движение, как будто стирал имя, написанное в воздухе. – Я имел в виду Лоретту Сноу.
Борчард моментально вник в ситуацию.
– Рэнди, – обратился он к альбиносу, – тебе лучше вернуться к воротам. Скоро приедут наши.
Рэнди уныло удалился, как пес, которого гонят на улицу за некстати поднятый лай. Входную дверь он оставил приоткрытой. Борчард сел в кресло напротив Джимми. Теперь он походил на строгого и неподкупного мирового судью, шутки ради приклеившего к верхней губе фальшивые усы.
– Я вас слушаю.
– Дело вот в чем, – Джимми наклонился вперед, опираясь на подлокотники кресла, – я намерен допустить вас к торгам на кольт, но при одном условии...
– Секунду, – остановил его Борчард. – Вы сказали «торгам»?
– Именно. Нашелся еще один человек, желающий его приобрести. Так что по справедливости надо устроить торги.
– Я уже сделал свое окончательное предложение.
– Разве я его принял?
– Пока нет, но я полагаю за собой право первенства.
– Вы полагаете, – сказал Джимми, – а я делаю свой бизнес. Я хочу продать этот кольт, но не намерен уступать его вам только потому, что вы объявили себя первенцем. Если хотите законно сжимать эту пушку в своей потной ручке, пободайтесь за нее с соперником.
Борчард пристально разглядывал Джимми. Треск огня в камине, казалось, задавал ритм его гневно марширующим мыслям.
– А кто мой соперник? – спросил он наконец. Джимми усмехнулся:
– Этого я не скажу, чтоб у вас не возник соблазн надавить на него частным порядком, как вы пытались это сделать со мной и Ритой.
– Тогда как я буду знать, что игра идет по-честному? Может, этот второй человек – плод вашей фантазии.
– Вам придется поверить мне на слово. Я всегда играю честно, можете навести справки.
– Я их уже наводил. Репутация у вас неплохая, – признал Борчард. Горевшее в камине бревно осело и перевернулось, вызвав всплеск трескучих искр; пламя поднялось выше. – Вы еще говорили об условии...
– Условие одно: вы должны оставить в покое Лоретту Сноу.
Борчард кивнул, как бы отвечая своим невысказанным мыслям:
– Что она обо мне наплела?
– Пересказывать не собираюсь.
– Хорошо. Тогда объясните, в чем заключается ваш интерес к Лоретте? Или
– Я помогаю ей сделать хорошие деньги, раз подвернулся шанс, только и всего.
– Благородный мотив, – одобрил Борчард. – Но вы, надеюсь, не обидитесь, если я сочту его недостаточно убедительным.
Его высокомерно-ироничный тон начал действовать Джимми на нервы.
– Плевал я с крутой горки, на что вы там сочтете или не сочтете! Это все, что я могу вам сказать.
Борчард грустно вздохнул, давая понять, какое это нелегкое дело: вести деловой разговор с дураком.
– Вы плохо знаете Лоретту, мистер Гай. Это отнюдь не та невинная овечка, какой она себя выставляет, при том что ее связь с реальностью, скажем так, на мечена пунктиром. Она придумывает – для самой себя в первую очередь – историю собственной жизни и с увлечением играет в ней роль жертвы.
Специалисты могли бы квалифицировать это как пограничное состояние психики.
Джимми почувствовал, как кровь приливает к щекам и как зародившаяся внутри него ярость медленно выдвигается на первый план, подобно хищнику, наметившему добычу и осторожно подбирающемуся к ней на расстояние броска. Он заговорил, для усиления эффекта покачивая перед носом майора указательным пальцем:
– Есть еще одна вещь, на которую мне наплевать с той же горки, – это ваши рассказы о Лоретте и ее рассказы о вас. Просто держитесь от нее подальше, и мы спокойно разберемся с этим кольтом. Но если не угомонитесь, я мигом выбью вас из игры. – Вложив указательный палец в кулак, он изобразил нокаутирующий удар. – Уяснили?
С улицы через приоткрытую дверь донеслись голоса – несколько человек приближались по тропе к дому.
– Я уверен, мы сможем договориться, – сказал Борчард, поднимаясь из кресла и жестом предлагая Джимми сделать то же самое. – Давайте продолжим беседу в другом месте.
Джимми проследовал за ним по слабо освещенному коридору и через дверь с проволочной сеткой вышел на травянистую поляну за домом, превращенную в стрельбище. На длинном, грубо сколоченном стенде, обозначавшем позицию для стрелков, лежали три пистолета, револьвер, винтовка и пара биноклей. Мишени были установлены перед барьером из мешков с песком на противоположном конце поляны. Стойкая пороховая вонь разбавлялась сладковатым запахом канифоли; над вершинами деревьев повисла дымка, сквозь которую неуверенно пробивался свет ущербного месяца; темные ели по периметру поляны застыли в угрюмой неподвижности.
– Я хочу, чтобы вы поняли, почему мне так нужен этот кольт, – сказал Борчард. – Что вы знаете о Бобе Чэмпионе?
– Неважно, что знаю я. Сами вызвались, так рассказывайте.
Борчард устремил задумчивый взгляд куда-то поверх деревьев:
– Чэмпион начинал как самый обыкновенный расист, это правда. Но в отличие от других он очень скоро понял, что расизм является всего лишь извращенным проявлением иной, куда более важной борьбы – борьбы за свободу личности. Хотя он был малообразованным человеком, его сочинения свидетельствуют об удивительно ясном и глубоком понимании того, что есть истинная справедливость. И за оружие он взялся только ради того, чтобы привлечь внимание к принципам, которые он исповедовал.