Колумб
Шрифт:
Но, узнав Колумба, нотариус заволновался и начал извиняться:
— Сеньор Христофор, вы не поверите, — ни одной минуты у меня нет спокойной. Эти палосцы уже пронюхали про королевский приказ и день и ночь бродят вокруг моего дома. Да, сеньор, они уже думать забыли, как два года тому назад их в наказание за мятеж приговорили к работам на двух вооружённых судах в течение двенадцати месяцев. Они уже решили, что это им так и сойдёт и приговор не приведут в исполнение, а теперь королевским приказом эти два судна
— Я знаю, — сказал Колумб.
— Вот я сейчас как раз собираюсь в церковь, после службы прочту им приказ. Им это не понравится, сеньор Христофор. Этот красавчик Раскон прямо пришёл ко мне и спросил, правда ли, что вы забираете его «Пинту».
— Хорошая каравелла, — сказал Колумб. — Так вот, когда вы покончите с делами, зайдите к Пинсону. Может быть, вы понадобитесь.
— Не премину заглянуть, — ответил нотариус, и Колумб поехал к дому Пинсонов.
Этот дом был самый большой и красивый в Палосе. Его строили несколько поколений смелых и удачливых мореходов, и сейчас там жили семьи всех трёх братьев Пинсон.
Мартин-Алонсо сам встретил Колумба, проводил его в парадную залу, усадил на почётное место — покрытый ковром помост. Потом крикнул:
— Эй, Санчика, Альдонса! Тащите вино, да только не этот негодный Гвадальканал, который так и отдаёт гипсом. Пейте, дон Христофор.
Затем он сам присел на угол помоста, вопросительно поднял свои толстые и чёрные, как пиявки, брови и замолчал.
Несколько мгновений Колумб колебался, как начать разговор. Потом просто сказал:
— Мартин-Алонсо, мне нужно пятьсот тысяч мараведисов. Короли дают мне два корабля. Я хочу снарядить третий. Это даст мне восьмую часть прибылей.
— Я дам вам эти деньги, — так же просто ответил Пинсон. — Какие у вас обеспечения?
— Никаких, — сказал Колумб. — Моё слово, если я останусь жив. Можно составить нотариальный акт, но в случае моей гибели он не будет стоить того пергамента, на котором написан.
— Это так, — подтвердил Пинсон и задумался.
Колумб ждал и напряжённо смотрел на его полное резкое лицо, короткое, коренастое тело, волосы, начинающие редеть. Пинсон всё молчал и только шевелил бровями. Наконец он сказал:
— Наша семья привыкла рисковать всем своим достоянием, доверяя его отплывающим в далёкие моря кораблям. В ваш план я твёрдо верю. Я недавно был в Риме и видел там карты и документы, подтверждающие ваши идеи. Поэтому деньги я вам дам. Но в вознаграждение за риск я хочу принимать участие в прибылях…
За окном вдруг раздался глухой вопль. Он ширился, повис в воздухе, тянулся бесконечно, медленно и грозно нарастая.
— Что это? — крикнул, вскакивая с подушек, Колумб.
— Палосцы прочищают глотки, — равнодушно ответил Пинсон. — Горластые ребята!
Вопль стихал, сменяясь глухим гулом. Гул, постепенно
— Конечно, я согласен на ваши условия, — сказал Колумб, — хотя я предпочёл бы лучше платить известные проценты. Я согласен и благодарен вам. Как вы думаете, составить ли нам бумагу и…
В дверь застучали быстро и тревожно.
— Ну, уж это безобразие, — сказал Пинсон и, в свою очередь, поднялся. — Я привык к тому, чтобы палосцы шумели, но колотить в мою дверь…
Дверь стремительно распахнулась, и вбежал нотариус, растрёпанный и расстроенный.
— Выпейте вина и успокойтесь, — посоветовал ему Пинсон.
Нотариус залпом осушил кружку вина и вздохнул, потом выпил вторую и пригладил волосы, наконец сел и сказал:
— Ничего подобного со мной не случалось за всю мою жизнь.
Потом, немного отдышавшись, он начал рассказывать, как после проповеди он обнародовал королевский приказ собравшимся в церкви палосцам. Палосцы сидели совершенно спокойно и слушали. Но, как только нотариус кончил читать, вдруг откуда-то сзади раздался хриплый и насмешливый голос:
— Посылают вас на верную гибель!
В церкви был полумрак, и разглядеть говорившего было невозможно. Палосцы зашевелились, стали переглядываться, но молчали. Почти тотчас с этого же места снова раздался голос, но на этот раз женский, сразу пронзительно эавопивший:
— Сыночки мои, для того ли я родила вас и растила, чтобы съели вас людоеды, завлекли сирены, потопила буря, затянули водовороты, вихрь унёс, пучина поглотила!
В ответ закричали и завопили все бывшие в церкви женщины. Тогда откуда-то сверху послышался крик:
— Не пойдём на верную гибель и смерть!
После этого уж все палосцы стали кричать:
— Не пойдём на смерть!
В дверях образовалась давка, какой-то парень бросился было бить нотариуса, но его удержали, и завязалась драка. Нотариусу едва удалось убежать, и то в толчее насажали ему синяков, но он человек аккуратный, он обещал притти и пришёл. Чем он может быть полезен?
— Сейчас, пожалуй, ничем, — сказал Пинсон и, обратившись к Колумбу, добавил: — Деньги я вам дам, как только они понадобятся, и об условиях мы тогда поговорим. Пока что снаряжайте два королевских корабля, наберите команду. Ведь мы ещё увидимся.
Колумб вышел на улицу. В Палосе было совершенно тихо. Все двери были заперты и окна закрыты ставнями. Казалось, город приготовился к осаде и решил погибнуть, но не уступать. Колумб сел на мула и направился в гору.
Вдруг он увидел небрежно прислонившегося к плетню средних лет щёголя. Щёголь, повидимому, поджидал его, потому что шагнул навстречу, взял мула за уздцы и сказал загадочно:
— Не всегда моряк держит паруса наготове, не всегда их и прочь убирает. Каков ветер, такова и его повадка.