Колумбы иных миров [HL]
Шрифт:
— Жить тут нельзя! — убежденно возразил Рагнар. Древняя постройка и в самом деле была совершенно не приспособлена для жилья. Старая диса нарочно повела правнучку и ее друзей на верх внешней стены, чтобы те могли увидеть весь комплекс в целом. Зрелище, открывавшееся с высоты, оказалось еще более неожиданным и странным, чем вид со стороны. За стеной, имеющей ширину тридцать шагов (Рагнар нарочно измерил) следовал канал, заполненный водой. А за ним — еще одна стена, чуть ниже внешней. Дальше третья, четвертая, пятая — и так насколько хватало глаз. Каждая последующая стена была ниже предыдущей, все вместе они создавали впечатление гигантской лестницы, уходящей в бесконечность. Бабка Гунилла рассказала, что контуры
Некоторые из стен внутри полые, там удобно укрывать корабли во время драконьих налетов. Другие — глухие, а может, тоже полые, но не имеют проходов внутрь.
Наверх можно было подняться тремя способами. Первый — медленный и опасный — карабкаться по вбитым в камень скобам. Не каждый мог отважиться на подобное восхождение. Даже кое-кого из пиратов, привыкших лазить по мачтам, пугала огромная высота.
Второй способ был быстрым и удобным, но тоже требовал крепких нервов. Именно его выбрала для своих гостей капитан Гунилла. «Скидай!!!» — заорала она таким диким голосом, что Хельги, бедный, чуть не оглох. В ответ сверху со страшным скрипом и лязгом спустилась на канатах огромная корзина, сплетенная из всякой подручной дряни. Вид у нее был устрашающе ветхий, но бабушка заверила, что еще ни одна из корзин на острове ни разу не развалилась. Если не считать того случая, когда разбились Акис и Фуйцвар, и того, когда утонул в канале Тритт. Но они сами виноваты, перегрузили своим барахлом. И вообще, это было давно. «Вы тогда еще на свет не родились».
— А что, с тех пор корзины поменяли? — осторожно уточнил Аолен.
— Зачем? — удивилась бабушка. — Они еще крепкие.
Нельзя сказать, что слова ее успокоили и обрадовали гостей, но деваться было некуда. О существовании третьего пути они пока не знали.
Подъем вышел незабываемым. Корзина ощутимо раскачивалась, казалось, она того и гляди ударится о стену со всего маху. Кроме того, шла она не плавно, а с неприятными толчками, от которых душа то замирала, то проваливалась в пятки.
— Только бы трос не перетерся! Только бы не перетерся! — повторяла Меридит как заклинание. Если честно, она не очень любила высоту. Дисы — народ равнинный, на том стоят!
— Не каркай! — Бабушка отвесила ей подзатыльник. — Не имей такой привычки!
Меридит умолкла, и тогда стало слышно, как Улль-Бриан тихо подвывает со страху.
Они почти добрались до верха, как вдруг — раз! — подъем сменился стремительным падением. Длилось оно ровно столько мгновений, сколько требовалось, чтобы успеть распрощаться с жизнью. Потом резкий рывок, скрежет прутьев, гул натянувшегося троса — и падение прекратилось.
— Вот сволочь! — беззлобно выругалась Гунилла, поднимаясь с колен. — Прознал, паразит, что новичков везет! Он всегда такой фокус проделывает. Поговаривают, однажды даже угробил кого-то… Это я про Зупала, подъемщика, — пояснила она.
— Бабушка, можно я его убью, Зупала вашего?! — простонала Меридит, вытирая холодный пот со лба.
— Еще не хватало! А где мы ему замену найдем? Ты, что ли, на ворот встанешь? На вороте, знаешь, не каждый согласится работать. Тяжело и скучно. Вот Зупал и придумал себе маленькое развлечение, а ты уж и убить готова! Никакого понимания! Что за молодежь пошла?! — закончила она фразой, которую миллионы бабушек произносили до нее и миллионы произнесут после.
А Зупал, к слову оказавшийся великаном-уриашем, в тот день развлекся на славу. В три партии происходил подъем, и с каждой он проделывал
Какова же была ярость Орвуда, когда после пережитого кошмара выяснилось, что за подъем полагается по три медяка с носа! Самому ему расплачиваться не пришлось, Гунилла достала кошель и щедрой рукой, не глядя, отсыпала уриашу горсть монет, да не меди, а серебра. Но гнома возмущал даже не расход как таковой, а сам факт — едва не угробили, да еще и деньги содрали! А когда шагах в пятистах от подъемника обнаружился широкий и пологий каменный выступ-склон, тянущийся вдоль стены до самой воды и позволяющий перемещаться вверх-вниз совершенно безопасно и бесплатно, негодованию его не было границ. Почему не воспользовались им?! Зачем было рисковать?!
Но вредная пиратка ответила: «Я женщина в летах, у меня ноги не казенные. Технические достижения существуют не для того, чтобы ими любовались, а для облегчения жизни!»
Орвуд, сраженный этими аргументами, умолк. Но Меридит слишком хорошо знала свою разбойную родственницу, чтобы не понять: той просто захотелось пощекотать нервы молодежи. Что ж, это ей удалось. Из всей компании только Ильза и Хельги восприняли подъем как увлекательный аттракцион и были не прочь покататься еще. Остальные бледнели при одном воспоминании.
Но подъемник был не единственным «развлечением» на острове. Со стены на стену можно было перебираться по подвесным мостам, на вид не менее ветхим, чем корзины. Их было множество, и платных, и бесплатных — на последние не решалась ступать даже сама Гунилла. Что только не шло на их сооружение! Корабельные канаты, ржавые металлические тросы и прутья, кожаные ремни, листы жести, доски самой разнообразной толщины и степени изношенности — одни радовали глаз свежими спилами, другие почернели от времени, расщепились и были готовы провалиться под ногой в любой момент, третьи же хранили следы полировки или резьбы. В прошлом они явно являлись частями богатой мебели, но были разжалованы и пущены на настил.
Собственно, таков был стиль всех островных построек. Бесформенными и безобразными вороньими гнездами облепляли они благородные древние стены. Ни дикого камня, ни дерева не было на острове. Строительным материалом служило то, что можно было привезти с континента или от соседей. Самые богатые сооружения Сандарра представляли собой остовы старых кораблей, перевернутые вверх дном. Те, что попроще, больше походили на сараи или курятники, чем на жилые дома. Но назвать эти халупы бедными не поворачивался язык. Убогие снаружи, внутри они ломились от нажитого неправедным путем добра. Чего там только не было: сундуки, полные монет, аттаханские ковры на каждой стене и на полу в два-три слоя, сехальские шелка, ипский бархат, драгоценная утварь…
Роскошь и нищета на Сандарре переплетались так тесно, что социальное положение его обитателей определялось не материальным достатком, а исключительно тем, какое положение занимает глава семейства в команде корабля. «Золото — оно везде золото», — любил повторять Орвуд. Но на пиратском острове оно имело иную цену. Здесь никого не удивлял вид оборванного, сопливого младенца, сидящего под протекающим, расшатанным навесом на подстилке из куска драгоценной парчи и хлебающего пустой рыбный суп из золотой чаши серебряной ложкой ювелирной работы. Равно как и вид почтенного, всеми уважаемого капитана, спящего под открытым небом на простой рогожке, потому что проиграл в кости все, что имел, до последней нитки, — что-что, а такая возможность на Сандарре предоставлялась желающим на каждом шагу. Игорные и питейные заведения, а также бордели стояли открытыми целые сутки и не знали недостатка в посетителях. Понятия «мораль» в пиратском логове не существовало вовсе. Даже слава беззаконного и безнравственного Альтеция меркла по сравнению с Сандарром.