Колян. Дилогия
Шрифт:
Они отправились в административное здание, где секретарь администрации быстро зафиксировала факт передачи дома Коляну, внимательно проверив его паспортные данные и переписав их ровным круглым почерком в амбарную книгу.
Старики позвонили в Город сыну и договорились, что он утром их заберет.
Колян сходил в магазин, где купил бутылку водки и селедку — продукты у него еще были в машине, да и особым выбором сельмаг не отличался. Отнес все в дом, старушка (звали ее Марья Петровна) поставила вариться картошку, вскипятила чайник и накрыла на стол.
Колян с Петром Васильевичем выпили, обмывая
Марья Петровна тоже выпила рюмочку, раскраснелась, повеселела.
— Сынок, а как ты вообще оказался в этой глуши? И почему решил дом купить? — не выдержала старушка.
— Да вот, решил от города немного отдохнуть, — со вздохом сказал Колян. Старики тут же понимающе закивали. Жизнь в Городе для них представлялась шумной и суетливой. — Нервишки подлечу, здоровье свое, чай, не мальчик. Да и деревня у вас красивая, ну как мимо нее проедешь!
— И не говори, такая красивая! — обрадовались старики. И начали наперебой расхваливать свою родную Нееловку.
На улице смеркалось и Марья Петровна, доброй души человек, пошла стелить Коле в другой комнате, а он в то время загнал во двор «Жука», который стоял перед домом, вызывая слишком большой интерес сельчан своим экзотическим видом.
Всю ночь Коля проспал как убитый — старый дом принял его в свои объятья и спать было уютно и хорошо.
Утром перед домом посигналила семиместная газель. После короткой суеты, старики собрали свои нехитрые узлы, сложенные ими с вечера, и с помощью сына погрузили их в машину. Марья Петровна заплакала, глядя на дом, в котором прошла вся их жизнь, прощаясь с ним, и сказала, что, наверное, видит его в последний раз. Петр Васильевич сердито прикрикивал на нее, успокаивая, хотя было видно, что и он с трудом держится, едва сдерживая слезы… Этот дом построил еще его прадед. В нем он вырос, в нем детей поднял.
Последними старики вынесли семейные фотографии в овальных рамочках, сложили их в машину, простились с Коляном и уехали из деревни навсегда. Соседи смотрели на отъезд, попрощались с ними и тихо разошлись по домам, настороженно косясь на Коляна.
Проводив бывших хозяев, Колян вошел в дом, окидывая его хозяйским взглядом. Он нравился ему, нравился своим простором, старорусской основательностью, могутностью. Копатель осмотрел чердак, затем спустился в большой погреб с пустыми дубовыми бочками и парой забытых в углу пыльных банок с вареньем. Затем взял ржавую лопату из сарая и вырыл углубление в дальнем углу погреба так, чтобы получилось что-то вроде квадратного тайника. Выложил его найденными на дворе кусками листового железа, брезентом и, дождавшись, когда стемнеет, начал переносить свои сокровища в тайник.
Покончив с рыжьем, он осторожно вынес из машины оружие и боеприпасы и распределил их по дому — автоматы и пулемет отнес на чердак, маскируя их старыми газетами и рухлядью, наваленной наверху. Пистолеты, кроме одного, засунутого на всякий случай за ремень брюк на спине, разложил по разным углам комнат. Затем со спокойной совестью, насвистывая мелодию из «Острова Сокровищ», занялся приготовлением ужина.
В доме было очень уютно — газовый котел хорошо нагревал воздух в комнатах, а толстые бревенчатые стены отлично держали тепло. В небольшие окна с ситцевыми занавесками бился
Он поел, бросил грязную посуду на кухне, отправился в спальню и провалился в сон на толстой, накрытой одеялами перине широкой кровати с блестящими шишечками.
Так, в приятном растительном существовании, он провел еще четыре дня, выходя из дома лишь за тем, чтобы пополнить свои припасы в магазине, да договориться с соседями о покупке у них молока, яиц и мяса.
Один лишь раз произошел случай, который напомнил расслабившемуся было Коляну о том, в какой стране он живет.
Вечером в ворота забарабанили и грубый голос позвал:
— Эй, городской! Иди сюда!
Колян встал с кровати, на которой валялся в приятном ничегонеделании, засунул за ремень сзади ТТ и пошел к воротам. Открыв калитку, он увидел перед собой здоровенного, на полголовы выше себя мужика лет сорока. От гостя резко пахло соляркой, а его заскорузлые руки почернели и покрылись ссадинами.
— Что хотел? — Колян жестко посмотрел на мужика. — Чего ломишься?
— Чо–чо?! Дом купил, а соседям пузырь зажал, что ли? — мужик говорил пьяным голосом и Колян понял — тот давно и тяжко пьян — Так, мля, с соседями не поступают! Смотри, кабы в башку ничо не прилетело, за такое и набуздать могут!
— Ты что ли набуздаешь?
— Ну я!
— Кишка тонка. Смотри не надорвись буздамши, Илья Муромец.
— Ах так! — пьяница попытался врезать Коляну по кумполу, размахнувшись руками, как крыльями мельницы… Если бы он попал, Коляну точняк башку бы снесло. Мужик был механизатором или кузнецом и, хоть мозги у него плавали в сиропе из крови с самогоном, но силу, подаренную генами, он еще не пропил.
Колян автоматически повернулся вполоборота, вошел в замах и сопроводил тело гостя, слегка подтолкнув его вперед, по ходу замаха. Тот пролетел мимо парня и врезался всей стокилограммовой массой в тесовые ворота с грохотом стенобитной машины.
С трудом встал и, как разъяренный бык, снова кинулся вперед. Колян снова метнул его в ворота, потом уселся ему на спину и спокойно спросил:
— Может, хватит дурака валять? Пошли лучше с тобой по сто грамм примем за знакомство. Тебя как звать?
— Серега…
— Ну, пошли Серега. Я Колян. Спрыснем знакомство…
Коля подал руку мужику, помог подняться, и они пошли в дом. Возле входа Колян дал Сереге тряпочку — обтереться от грязи — все-таки повалял его по траве у забора он знатно, и грязь в дом тащить не хотелось.
Хозяин быстро собрал на стол — посидели, выпили. Насупившийся было Серега уже сменил гнев на милость и расхваливал Коляна, как правильного мужика:
— Я то думал ты козел городской, а ты свой парень! Ежли чо — обращайся, я всегда помогу! И местным скажу чтобы не лезли! Ты воевал, што ли?
— Да, захватил Чечню… Служил срочную, потом идти было некуда — остался на сверхсрочку и оттрубил еще три года «куском». В общем, служил, пока не надоело грязь месить в армейских говноступах. Решил вот в деревне пожить пока. Город надоел до смерти — суета, толпы людей злобных ходят… В деревне все-таки народ попроще, подобрее. Да и здоровье поправить надо — раненый ведь я, легкое задето было, врачи советовали парное молоко пить.