Колыбель ветров
Шрифт:
Спальные мешки, палатка, кухонное снаряжение, магнитофон и другие громоздкие предметы дополняли наше движимое имущество. Все это, вместе взятое, составило целый ворох клади. Мы прихватили также несколько блокнотов с записями алеутских слов и выражений - на случай, если Михи не окажется под рукой.
ГЛАВА VIII
Восемнадцатого июля с самого утра сияло солнце. Мы с Бобом только что сели позавтракать за стол в нашей лаборатории, как вдруг зазвонил телефон. Говорил начальник аэродрома Мюрри. Он сказал, что собирается в разведывательный полет на остров Танага и над вулканом Большой Ситхин, а возможно, удастся посадить самолет на Атхе; Мюрри спрашивал, можем ли мы быть на аэродроме через двадцать минут.
Можем ли мы! Мы разыскали Михи, погрузили камеры и втиснули багаж в джип. Не прошло и четверти часа, как все трое мчались к летному полю и прибыли
– Мы полетим так низко, что вы сможете заглянуть прямо в кратеры".
Мне и Бобу были предоставлены почетные места в середине самолета, где мы могли без помех обозревать весь горизонт через прозрачный смотровой люк из плексигласа. Нам казалось, будто мы летели в огромном пузыре, через который можно было видеть землю прямо под собой. Едва самолет поднялся в воздух, к нам подошел Михи; ему тоже хотелось поглядеть вокруг. Глаза его расширились, а рот раскрылся в восторженной улыбке. К нам тянулись острые, как ножи, вершины горных кряжей, так что мы могли рассмотреть каждую складку. Мы сделали несколько кругов над горой Мофета на высоте десяти тысяч футов. Под нами и впереди, насколько простирался взор, тянулись Алеутские острова. Какое прекрасное зрелище! Мы обозревали пространство в радиусе не менее ста миль. Из-за горизонта один за другим появлялись отдаленные острова. Прямо по курсу лежал заснеженный вулкан Канага, напоминавший своим видом Фудзияму, какой ее представляют на картинах. Под нами виднелся одинокий, таинственный остров Бобровый, еще дальше - гористый Танага, и совсем вдали - Горелый. Тонкий слой белого тумана, похожий на помятую простыню, поднимался веером из открытого моря у северных берегов Канаги и Бобрового; самые же острова отчетливо выделялись в бирюзовом море и казались камешками, какие выкладывают вдоль садовых дорожек, - только эти были крупнее, в зеленую и черную крапинку, и аккуратно располагались с равными интервалами в северной части Тихого океана по направлению к Сибири.
Мы летели высоко над запорошенной снегом вершиной Канаги. С севера он выглядел красивым конусом правильной формы, вздымающимся прямо из Берингова моря, а с юга простирался обширным плоскогорьем. В тот день легкая струйка дыма курилась из жерла кратера. Далеко внизу лежало широко раскинувшееся плато с сотнями небольших водоемов, и каждый так ярко сверкал на солнце, что весь остров походил на бледно-зеленый кристалл, украшенный с одного конца голубоватым бриллиантом конической формы.
Затем мы стали рассматривать с высоты скалистый остров Бобровый, маленький и неприступный горбатый вулкан, выступающий из воды между островами Канага и Танага. Он потух несколько столетий назад и с тех пор сильно пострадал от выветривания.
По переговорному аппарату я спросил командира корабля, не может ли он снизиться, чтобы мы сумели рассмотреть кратеры Танаги. Нам было оказано такое одолжение, и мы чуть не залетели прямо с самолетом в один из них. Я и Боб щелкали фотоаппаратами так часто, как только могли. Боб оперировал одной из наших камер - Аргусом, а я воевал со старым Сине-Кодаком профессора Бартлета, стараясь не выпустить его из своих рук всякий раз, когда нажимал на спуск. Мы летели настолько низко, что заглядывали в самые кратеры, так что нам удавалось разглядеть все подробности их дна, покрытого пемзой. Но мы испытали некоторое разочарование, потому что надеялись увидеть языки пламени и расплавленную добела бурлящую лаву, а никаких признаков активности вулкана не обнаружили. Огонь, газы и лава со взрывной силой, достаточной, чтобы произвести извержение, и более чем достаточной для удовлетворения нашего любопытства, таились где-то в его недрах.
Когда мы летели над открытым морем, вдали неясно обозначился остров Горелый, возникая подобно коническому срезу шоколадного мороженого, плавающего в зеленоватой содовой воде. Подлетев ближе, мы увидели, что склоны острова покрыты вечными снегами, перемежающимися здесь и там с черным пеплом и потоками лавы. Белоснежная мантия заканчивалась зеленой отделкой. Растительность начиналась у самой горы и доходила до середины крутых склонов, где брали верх лед и пепел.
Мы летели приблизительно на высоте пяти тысяч футов над уровнем моря, а до остроконечной вершины Горелого под нами оставалось каких-нибудь триста футов. Она имела правильную коническую форму и, по словам геологов, состояла из базальта и базальтовых пирокластических отложений [14].
Мне еще никогда не приходилось бывать в воздухе так близко от вулкана. Когда мы заглянули в его раскаленную пасть, нам показалось, что он как бы выдохнул свое "ах". Тяжелые клубы пара поднимались, скрывая самое дно кратера, зато были видны его стенки - вертикальные, окрашенные в оранжево-рыжий цвет. Был миг, когда мне почудилось, что я вижу вокруг верхней кромки кратера зеленоватую тень, какую могла создавать растительность. Подобная возможность интересовала меня: ведь не исключено, что в Великий ледниковый период растения нашли себе убежище в теплом кратере. Каким бы маловероятным ни казалось такое предположение, оно все же заслуживает проверки на месте, если только ботанику когда-либо удастся взобраться на эту вершину.
Пролетая над кратером в третий раз, я высунулся из открытого люка, чтобы фотографировать по мере того, как мы спускались. Теперь мы летели уже на высоте каких-нибудь ста футов над кратером, и я мог различить особенности магмы и даже ощущал запах серы. Это было равносильно заглядыванию в топку печи для сжигания отбросов.
Внезапно самолет сделал резкий вираж влево, и нас обдало горячим воздухом, а в это страшное мгновение я перегнулся через орудийную опору. Когда я взметнул руками, хватаясь за край крышки и совершая неимоверное усилие, чтобы удержать равновесие, сильной воздушной струей у меня едва не вырвало камеру. Какую-то долю секунды, показавшуюся мне вечностью, я удерживался на месте, прижавшись одними бедрами к краям люка. В этот краткий миг я совершенно отчетливо разглядел кратер, над которым мы пролетали, и с ужасом подумал, как мало мне оставалось, чтобы в него свалиться. Тут кто-то схватил меня за штаны и оттащил на место.
Несколько секунд никто из присутствующих не был в состоянии проронить слово. Все сидели будто прикованные к месту и пялили на меня глаза. Я пережил такой испуг, какой человек испытывает лишь раз в жизни. У меня выступил холодный пот, подкосились ноги, и я в изнеможении опустился на сиденье стрелка. Теперь все наперебой закричали, перекрывая рев моторов. Насколько мне повезло, объяснять не приходилось.
Боб выглядел таким же перепуганным, как и я. Все, что он оказался в состоянии проронить, было: "Тед, дружище, еще немножко..."
Тут кто-то из экипажа спокойно закрыл люк и закрепил крышку.
К этому времени, сделав четвертый круг над Горелым, мы устремились обратно на Адах. Командир экипажа Мюрри сообщил нам по внутреннему телефону, что мы полетим на вулкан Большой Ситхин мимо Адаха, а если успеем, то продолжим полет на Атху.
Не переставая дрожать всем телом, я взял бинокль и стал отыскивать глазами признаки поселений, некогда располагавшихся на берегах островов Танага и Канага. Боб и Михи последовали моему примеру. Там, где лежал земляной грунт, а также вдоль берега - в заливах и укрытиях даже с воздуха было нетрудно распознать местоположение покинутых деревень. Там остались темноватые зеленые площадки, зачастую в виде неправильной шахматной доски, на которых растительность была обильнее, нежели за их пределами. Мы опознали несколько селений с северной стороны Канаги.
Наш интерес к земле, над которой мы пролетали, заинтриговал экипаж самолета, дежурные стрелки отсека внимательно прислушивались к нашим разговорам и одним глазом вели наблюдение, а другим старались заглянуть к нам через плечо. При шуме моторов было невозможно разговаривать не повышая голоса, и поэтому каждому приходилось выкрикивать свои вопросы и ответы.
Между тем изрезанные берега остались позади, зато впереди показались другие. Мы летели очень низко. Мои морские карты, разложенные теперь на коленях у Боба, помогали нам кое-как ориентироваться, однако многое было помечено на них лишь пунктиром, а большинство пунктов на суше не имело наименования. Я справлялся на их счет у Михи. Он сообщал мне длиннейшее алеутское название и сам же переводил: "Что означает Скалистое место". При этом лицо его выражало полнейшую невинность, хотя это было уже десятое по счету "скалистое место", которое он назвал нам.