Колыбель висит над бездной

Миллер Лариса

1987

* * *

Перебрав столетий груду,Ты в любом найдёшь Иуду,Кровопийцу и творца,И за истину борца.И столетие иноеСтанет близким, как родное:Так же мало райских мест,Те же гвозди, тот же крест.

1985

* * *

Но в хаосе надо за что-то держаться,А пальцы устали и могут разжаться.Держаться бы надо за вехи земные,Которых не смыли дожди проливные,За ежесекундный простой распорядокС настольною лампой над кипой тетрадок,С часами на стенке, поющими звонко,За старое фото и руку ребенка.

1989

2. Стихи

из четырех книг

Из сборника «Безымянный день» (1977)

* * *

Я знаю тихий небосклон.Войны не знаю. Так откудаВдруг чудится – ещё секунда,И твой отходит эшелон?!И я на мирном полустанке,Замолкнув, как перед концом,Ловлю тесьму твоей ушанки,Оборотясь к тебе лицом.

1965

* * *

А лес весь светится насквозь —Светлы ручьи, светлы берёзы,Светлы после смертельной дозыВсего, что вынести пришлось.И будто нет следов и метОт многих смут и многой крови,И будто каждая из бедНа этом свете будет внове.Вот так бы просветлеть лицом,От долгих слёз почти незрячим,И вдруг открыть, что мир прозраченИ ты начало звал концом,И вдруг открыть, что долог путь —И ты тогда лишь не воспрянешь,Когда ты сам кого-нибудьПусть даже не смертельно ранишь.

1971

* * *

Не спугни. Не спугни. Подходи осторожно,Даже если собою владеть невозможно,Когда маленький ангел на белых крылах —Вот ещё один взмах и ещё один взмах —К нам слетает с небес и садится меж нами,Прикоснувшись к земле неземными крылами.Я слежу за случившимся, веки смежив,Чем жила я доселе, и чем ты был жив,И моя и твоя в мире сём принадлежность —Всё неважно, когда есть безмерная нежность.Мы не снегом – небесной осыпаны пылью.Назови это сном. Назови это былью.Я могу белых крыльев рукою коснуться.Надо только привстать. Надо только проснуться.Надо сделать лишь шаг различимый и внятныйВ этой снежной ночи на земле необъятной.

1971

* * *

Жизнь побалует немного —Я хочу и дальше так:Чтоб светла была дорога,Чтоб незыблем был очаг,Где желанна и любима,Где душа легко парит,Где под окнами рябинаЧудным пламенем горит.

1972

* * *

Такой вокруг покой, что боязно вздохнуть,Что боязно шагнуть и скрипнуть половицей.Зачем сквозь этот рай мой пролегает путь,Коль не умею я всем этим насладиться.Коль я несу в себе сумятицу, разлад,Коль нет во мне конца и смуте и сомненью,Сбегаю ли к реке, вхожу ли в тихий сад,Где каждый стебелек послушен дуновенью.Вокруг меня покой, и детская рукаПривычно поутру мне обвивает шею.Желаю лишь того, чтоб длилось так века.Так почему я жить, не мучась, не умею?И давит и гнетет весь прежний путь людскойИ горький опыт тех, кто жил до нас на свете,И верить не дает в раздолье и покойИ в то, что мы с тобой избегнем муки эти;И верить не дает, что наша благодатьНадежна и прочна и может длиться доле,Что не решит судьба все лучшее отнятьИ не заставит вдруг оцепенеть от боли.

1973

* * *

Расклевала горстку дней.Бог послал другую.Души, коих нет родней,Чутко стерегу я.Только я никчемный страж.Нет в дозоре проку.Не подвластна жизни блажьБдительному оку.Над ребенком, как всегда,Тихо напеваю.На

счастливые годаВтайне уповаю.И витает мой напевНад младенцем сонным,Растворяясь меж деревВ мареве бездонном.

1974

* * *

Пишу – ни строчки на листе.Рисую – пусто на холсте.И плачу, не пролив слезыПод небом цвета бирюзы.Мой белый день – дыра, пробел.Мой добрый гений оробелИ отступился от меня,И жутко мне средь бела дня.Пробел… А может, брешь, пролом,Просвет, явивший окоем,Счастливый лаз в глухой стене,И добрый гений внемлет мне?

1976

«Дополнение» (1977) – стихи, не разрешенные к публикации в сборнике «Безымянный день» и распространявшиеся в Самиздате

* * *

Было всё, что быть могло,И во что нельзя поверить.И какой же мерой меритьИстину, добро и зло.Кто бесстрашен – взаперти,Кто на воле – страхом болен,Хоть, казалось бы, и воленВыбирать свои пути.Свод бездонен голубой,Но черны земли провалы,Кратковременны привалыМеж бездонностью любой.Чёрных дыр не залатать.Всяко было. Всё возможно.Может, завтра в путь острожныйПыль дорожную глотать.Мой сынок, родная плоть,Черенок, пустивший корниРядом с этой бездной чёрной,Да хранит тебя ГосподьОт загула палачей,От пинков и душегубки,От кровавой мясорубкиЖути газовых печей.Ты прости меня, прости,Что тебя на свет явила.И какая может силаВ смутный час тебя спасти.Эти мысли душу жгут,Точно одурь, сон мой тяжкий.А в твоём – цветут ромашки.Пусть же век они цветут.

1974

* * *

Какие были видыВ садах Семирамиды!Какие пирамидыУмел воздвигнуть раб!Какой владеем речью!Но племя человечьеВсегда венчало сечейЛюбой земной этап.И то, что возвышалось,Со страстью разрушалось,С землёю кровь мешалась.Была бы благодать,Когда б с таким усердьемУчили милосердью,С каким на этой твердиУчили убивать,Под кличи боевыеВставать живым на выю,Кромсать тела живые.Зачем ранима плоть? —Нелепая уступкаВселенской мясорубке,Которой и не хрупкихПод силу размолоть.

1975

* * *

Обобщаем, обобщаем.Все, что было, упрощаем.Хладнокровно освещаемВека прошлого грехи.И события тасуя,Имена тревожим всуе.Нам история рисуетТолько общие штрихи. —– Суть, причина, вывод, веха.А подробности – помеха.Из глубин доносит эхоТолько самый звучный слог.Лишь любитель близорукийТом старинный взявши в руки,Отголоски давней мукиОбнаружит между строк.А детали, оговорки,Подоплека и задворки,Потайная жизнь подкорки —Роскошь нынешних времен,Принадлежность дней текущих,Привилегия живущих,Принадлежность крест несущихНыне страждущих племен.Это нам, покуда живы,Смаковать пути извивыИ оттенки нашей нивы.А потомки, взявши трудОценить эпоху в целом,Век, где мы душой и телом,Черной ямой иль пробеломМожет статься, назовут.