Колыбель

Попов Михаил Михайлович

Родился план эксперимента. Исследуем устройство психики аборигенов. Для этого надо погрузить испытуемых в специализированное состояние. Каким образом? С помощью кока–колы. Он с самого того случая с Парашей подозревал: напиток действует на сознание аборигена не так, как на сознание обычного человека. Он не стал обсуждать это с товарищем инженером, тот наверняка заметил бы, что он против экспериментов на людях. Денис не стал его переубеждать и решил, что займется этим делом сам. Один угол их хижины был завален большими и маленькими бутылками, доставленными сюда

с берега. Сами гости пили в основном замечательную местную воду, дядя Саша не отслеживал состояние цивильных запасов, поэтому Денис счел их поступившими в его полное распоряжение и перепрятал часть бутылок в кусты за хижиной. Нехороший поступок? Но инженер же присвоил их общий ножик.

Однажды утром, когда партнер сообщил, что идет смотреть на здешних кротов, очень досаждающих, как оказывается, земледельцам, Денис махнул рукой — я останусь тут, на завалинке. Когда дядя Саша удалился с холма с ордой сбегающихся к нему каждое утро, Денис покликал Парашу и сообщил, что ему нужна она и еще несколько человек. Параша мгновенно выполнила приказание. Явились два рослых, как и все здесь, полуголых, загорелых увальня, только один белобрысый, а другой под вороново крыло. Жестом щедрого фокусника Денис явил перед ними бутылочку колы.

Эксперимент был простой. Параше и парням нужно было распить бутылку, а наблюдателю присмотреться к ним. Результаты превзошли ожидания. В течение пятнадцати минут все трое были в состоянии абсолютной эйфории. Валялись на земле у хижины, разговаривали и пели, причем как минимум на двух языках. Один, естественно, недавно усвоенный, второй — шмурдяк, так его назвал Денис, собрав в одном слове все основные звуки этой речи.

Слуха и голоса ни у одного из них не было, но любимую песню раннего детства — «Эти глаза напротив» — Денис выслушал с увлажнившимся взором. Исполнили они и что–то из своего дорусского репертуара. Немелодичное произведение, да и исполненное людьми без слуха…

Что ж, оставалось признать, что музыкально народ Убуди бездарен. Но отрицательный результат — тоже результат. Не умеют петь — будем искать, что они умеют.

На звук этого хора прибежал с ближайшего поля товарищ инженер. Он с одного взгляда понял, в чем тут дело, и между партнерами состоялось неприятное объяснение. Дядя Саша категорически отказался считать то, чем занимается Денис, наукой: «Это вивисекция какая–то!» Более того, настоял на том, чтобы остатки колы были взяты «под замок».

— Я все пересчитаю.

Денис притворно вздохнул.

— И убери с глаз долой пустые бутылки.

— Борьба за экологию?

— Давай хоть здесь не будем гадить!

Добровольцы с тоской глядели, — их к тому времени уже отпустило, — как исчезают в полумраке хижины под травяными циновками большие и маленькие бутылки.

Товарищ инженер удалился.

Денис смотрел на похмельных аборигенов. Все они далеко не на одно лицо. Вот этот со шрамом…

— Слушай, вас же надо как–то звать. Ты будешь Отто. Твое имя Отто, понял?

Господин аниматор не успел, хотя и собирался объяснить парню, почему он именно так его

называет, что он похож на Скорцени, парень очень воодушевился, захлопал глазами, встал и горделиво прошелся и сделал какой–то жест в сторону Параши. Денис понял: до сих пор она была единственная, кто обладал именем, и этим она была как–то выделена из общего числа и даже, возможно, вознесена над остальными.

Заволновался второй певец, белобрысый, он выразительно пялился на Дениса — мол, а я?

— А ты — Борис, ударение на первом слоге, понял? — Он имел в виду забавного лондонского мэра.

Денис был очень доволен собой. Ему явно удалось сделать открытие, до которого строгий товарищ инженер еще не додумался. Убудцы по неизвестной пока причине страшно заинтересованы в обретении имени. Жили, надо понимать, без этого, но тужили. Он интуитивно нащупал спрос и закрыл его адекватным предложением.

А в чем его выгода в данной сделке? Надо подумать. Придумалось быстро. И Отто, и Борис охотно выполняли просьбы господина аниматора, когда он обращался к ним по имени. Забавно — имя было здесь чем–то вроде валюты. Причем, кажется, ближе к неразменному пятаку, чем к обычному дензнаку или электронной карте, невидимо тающей с оплатой каждой отдельной услуги. Сколько раз ни кричи Отто, Отто не становится менее готовым к тому, чтобы принести баклажку с водой.

Но обнаружился и нюанс. Денис крикнул своему нукеру не Отто, а Скорцени — никакого действия. Объяснил, что Скорцени и Отто — это одно и то же. Не подействовало. Отто был только Отто, и ничего больше. Это надо было запомнить, жители Убуди — люди слова.

Люди моего слова, самодовольно уточнил Денис.

4

— Как–то недалеко от Магадана довелось мне оказаться, и там выбрели мы с друзьями на юкагирский поселок в три чума. Чтобы не поить водкой охотников, угостили растворимым кофе.

Денис утрированно кивал: понимаю, понимаю.

— Так у вождя полопались сосуды в носу и в мозгу.

— Жаль, что у вас колы с собой не было.

Товарищ инженер вздохнул:

— Зря ты так.

— Как?

— Извини, но у меня такое впечатление, что ты на все готов.

— На что, дядя Саша? В чем вы меня конкретно подозреваете?

— Ты смотришь на них так, как будто они не совсем люди.

— Успокойтесь, читали Веркора, все понимаем.

— О чем ты?

— Проехали. Я, скажу вам честно, не могу не видеть, что убудцы, так их назовем, от обычных людей, от негров даже, отличаются.

— Вот этого я и опасаюсь. Негры, они не «как люди», они люди…

— Не шейте мне расизм, негры и не негры, мы все братья, а кто не братья, те сестры, но со здешними у вас этот фокус не пройдет. Вы же человек точных знаний, не можете же вы не видеть, насколько они не равны нам. Пусть лучше нас, но не то же, что мы.

— В чем?

— Вот это я и хочу выяснить.

— Вот это меня и пугает. Что ты себе позволишь ради этого выяснения.

— Как будто вы не тем же самым занимаетесь.