Колыбельная для брата (сборник)
Шрифт:
Стало тихо, угли только потрескивали. Кирилл напряжённо ждал: в песне было что-то знакомое и беспокойное. Будто это не только песня.
От грозы чёрно-синие, Злыми ливнями полные, Над утихшими травами Поднялись облака. Кровеносными жилами Набухают в них молнии, Но гроза не придвинулась К нам вплотную пока… ДалиПотом Кириллу не раз придётся петь эти слова, и всегда у него будут холодеть руки и щёки. Но в первый раз, у костра, нервный холод обжёг его так, что остановилось дыхание.
…До атаки, до ярости, До пронзительной ясности И, быть может, до выстрела, До удара в висок — Пять минут на прощание, Пять минут на отчаянье, Пять минут на решение, Пять секунд на бросок…Лица были оранжевыми от огня, а огонь был как флаг «Капитана Гранта» на штормовом ветру.
Митька приткнулся к Кириллу и положил ему на колени кудлатую голову. Замер.
Дед резче ударил по струнам и закончил последний куплет:
…Раскатилось и грохнуло Над лесами горящими, Только это, товарищи, Не стрельба и не гром — Над высокими травами Встали в рост барабанщики. Это значит — не всё ещё, Это значит — пройдём.И опять тихо сделалось. Даже неяркий жёлтый месяц опустился к самой земле и слушал тишину, похожую на эхо песни.
— Вот это колыбельная! — шёпотом сказал Юрка Кнопов.
— Откуда она? — спросил Саня.
— Издалека, — сказал Дед. — Я слышал её в комсомольском лагере под Петрозаводском, давно ещё. Но и там не знали, кто её сочинил.
«Это почти про нас, — подумал Кирилл. — Как мы сегодня… Не совсем про нас, но похоже…»
Дед сидел, задумавшись и поглаживая гитару, как добрую собаку. «Он больше всех боялся сегодня, — подумал Кирилл. — Во-первых, за весь экипаж, во-вторых, за своего Митьку, который был впереди… Митька заслужил такую колыбельную…»
— А почему… — начал Кирилл и замолчал. Он хотел спросить, почему Дед не пел эту песню раньше. Не спросил, понял. Надо было иметь право на такую песню.
Теперь они имели это право.
— Давай ещё раз, — попросил Кирилл.
— Что ж, давай, — просто и охотно
Кирилл сел с ним рядом. Он не чувствовал ни капельки смущенья, никакой нерешительности, он хотел петь. Он сейчас словно целиком состоял из этой песни. Два голоса — глуховатый и ясный — слились в первой фразе:
Помиритесь, кто ссорился…Юрки, сидевшие рядом, ещё плотнее придвинулись друг к другу.
Глава 10
— Так… Просто песня, — сказал Кирилл Женьке, когда они шли от оврага после встречи с Чирком. — А почему ты спрашиваешь?
— Она незнакомая какая-то. И хорошая… Ты её поёшь хорошо.
Вот сейчас Кирилл почему-то смутился, хотя Женька не первый раз хвалила его пение. И от смущения заговорил сердито:
— Ты, смотри, не вздумай болтнуть про Чирка.
— Не вздумаю, — рассеянно сказала Женька. — А ты не притворяйся суровым, ты не такой.
— А какой? — растерянно спросил Кирилл.
— Ну… я не знаю.
— Не знаешь, а влюбилась в третьем классе, — пробормотал Кирилл. Он хотел быть язвительным, но, кажется, покраснел.
— В третьем классе всё было проще, — серьёзно проговорила Женька. — В третьем классе ты пел песни про Чебурашку, а не такие, как эта… «Колыбельная».
— Это песня про то, как люди боятся, — вдруг сказал Кирилл. — Знаешь, бывает так: ветер, огонь, гроза. Люди боятся, но идут.
— Куда?
— «Куда»… — усмехнулся Кирилл. — Куда надо. Ясно, что не кошельки таскать!
— Ну вот, — огорчённо сказала Женька. — Сам заступился за Чиркова, а теперь…
— А я не про него…
— А про кого?
— Вообще…
— Странный ты, Кирилл.
— Почему?
— Не знаю… Ты похож на Тиля Уленшпигеля.
— Перегрелась ты на солнышке, — сказал Кирилл и представил себя со стороны, как в зеркале.
— Нет, в самом деле. Такой же худой, и волосы… И… какой-то отчаянный. У тебя тоже пепел стучит в сердце?
— Да ну тебя, — пробормотал Кирилл и от большого смущения брякнул: — Ничего у меня не стучит. Урчит только — в животе от голода.
Тут же он понял, что сморозил глупость, и торопливо проговорил:
— По-моему, это ты отчаянная. Так носишься на велосипеде. Я даже не думал, что ты так можешь.
— Что ты! — обрадованно сказала Женька. — Это я с перепугу. Знаешь, как я перетрусила, когда в овраг скатывались!
— Ну вот, — сказал Кирилл. — Значит, эта песня и про тебя… Ну, пока…
Они стояли на углу улиц Грибоедова и Мичурина, и надо было расходиться.
— До свидания, — сказала Женька и, глядя Кириллу в глаза, протянула узкую ладошку с плотно сжатыми пальцами. Кирилл осторожно взял эти пальцы и вдруг спросил:
— А на кого я был похож в третьем классе?
— На себя самого, — без улыбки ответила Женька. — Ну, до завтра.
Они разошлись, немного встревоженные странным своим разговором, но в общем-то почти беззаботные и уверенные, что сегодняшний день больше не принесёт никаких сложностей. Они ещё не знали, что школьные заботы не кончились.