Колыбельная для брата (сборник)

Крапивин Владислав Петрович

— Ты же простуженный. Лежал бы и читал.

— Ха, «Незнайка на Луне»! Я эту книжку уже десять раз читал. А ты негативы смотришь?

— Ага. Вспоминаю, — сказал Кирилл.

Митька неожиданно засопел и забрался к нему на колени. Вроде бы для того, чтобы лучше разглядеть кадр. Но смотреть не стал и вдруг неуклюже прижался к Кириллу.

Он был с мягкими после ванны волосами, непривычно маленький и тихий. От него пахло ромашковым мылом и ещё почему-то свежим холстом, как от новой парусины, когда её расстилают на солнце.

Кирилл

перестал шевелиться.

— Ты что, Мить? — осторожно спросил он.

Митька горячими ладошками взял его за шею, заставил нагнуть голову и щекочущим шёпотом сказал в ухо:

— Кир, давай мы подружимся. Я давно хочу.

Кирилл растерялся.

— Ну… давай. А мы разве… Мы же и так…

— Нет, не так, — решительно зашептал Митька. — Давай крепко и навеки. Чтобы говорить все тайны друг другу. И всегда-всегда будем заступаться друг за друга. Давай, а?

Услышав насчёт «заступаться», Кирилл подавил улыбку. Но тут же забыл об этом. В следующий миг поднялась в нём щемящая ласковость к малышу, к нескладному фантаёеру Митьке-Маусу, боящемуся привидений, к отчаянному баковому матросу, которому не страшен бешеный ветер. К товарищу по штормовым плаваниям, которого нельзя обидеть и обмануть.

Он легонько сдавил тоненькое, как у птицы, Митькино плечо, глотнул, мысленно окликнул на всякий случай зелёного Джимми и сказал:

— Давай, Митя.

Потом подхватил его и понёс на диван. И, чтобы Митька не подумал, что «давай» сказано просто так, Кирилл спросил:

— А у тебя есть тайны? Расскажешь?

Митька улёгся на спину, натянул до нижней губы одеяло и серьёзно сообщил:

— Есть одна. Я за сараем клад зарыл. Такой сундучок, а в нём старинные монетки, я их ещё в детском садике начал собирать. Это не для богатства, а для интереса.

— Для интереса даже лучше, — сказал Кирилл.

— А у тебя? — требовательно спросил Митька.

— Что у меня?

— У тебя тайна есть?

Придуманную тайну рассказывать было нельзя. Митька мог догадаться, что это не по правде. И нечестно это было бы.

Кирилл сказал, глядя в Митькины внимательные глаза:

— У меня есть… Сегодня появилась. Мне одна девочка очень нравится.

Митька серьёзно опустил ресницы, будто кивнул: он понимал важность тайны. Потом опять посмотрел на Кирилла — с неожиданной тревогой.

— А ты со мной не раздружишься из-за неё?

— Ну что ты, Мить…

— А можно, я к тебе когда-нибудь приеду?

— Конечно, приезжай.

— Я на велосипеде. Мне Алька старый «Орлёнок» отдал, Дед обещал починить. Обещал, что сегодня, а сам не идёт.

За стеной еле слышно пикнуло радио.

— Девять часов, — нервно сказал Кирилл. — Где он ходит? У меня дома, наверно, уже паника, я в семь часов хотел приехать… Ох и шум будет!

— Налупят? — сочувственно спросил Митька.

— Да при чём здесь «налупят»! Меня ни разу не лупили.

Просто мама с ума сходит…

Митька горько вздохнул:

— Так и бывает: сперва за тебя волнуются, а потом тебе же и всыплют.

— Бывает? — с мрачноватым юмором переспросил Кирилл. — Ты меня утешил…

— Первый раз не больно лупят, а только для испуга, — с глубоким знанием дела успокоил Митька.

Кирилл погладил на Митьке одеяло и тревожно задумался. Наконец звякнула во дворе калитка. Митька приподнялся, Кирилл встал.

Появился немного всклокоченный от поспешной ходьбы Дед.

Кирилл торопливо шагнул к нему.

— Ну что?

— Да всё в порядке, — торопливо сказал Дед. — Всё в самом полном порядке. Очень милая девушка, всё она поняла.

Кирилл шумно вздохнул и как-то ослабел, будто после тяжёлой работы. Но через несколько секунд сердито спросил:

— Если сразу всё поняла, где тебя носило два часа?

— Не «носило», а «сидело». У её мамы день рождения, полон дом людей. Меня сразу за стол упихали, думали, что я тоже гость…

— А ну, дыхни, — строго сказал из своего угла Митька.

— Я вот тебе дыхну… Кое-как объяснил этой Оле, что по делу пришёл. Зову из-за стола, а все кричат: «Молодой человек, объясняться будете потом!» Она, бедная, краснеет… Ну, потом ей всё рассказал. Она скажет завтра в школе, что кошелёк завалился за подкладку в плаще, вот и всё.

Кирилл ощутил смутное беспокойство: в придуманной истории с подкладкой почудилось что-то неправильное. Но сейчас было не до мелочей.

— Деньги-то отдал?

— Да, самое главное! — воскликнул Дед. — Кто придумал про сорок рублей? В кошельке было всего четыре рубля: металлический и три бумажки. На остальные она матери подарок купила, кофточку какую-то…

Кирилл растерянно заморгал.

— Вот это да… А чего же тогда говорили: стипендия, стипендия… И почему она ревела в учительской?

— Ну и что? Она же почти девочка, — как-то очень мягко сказал Дед. — Кошелёк было жаль, ей мама его подарила. А самое главное — от обиды. Пришла ребятишек учить, вся душа наружу, а они ей вон какой сюрпризик… Про стипендию она и правда говорила: о том, что получила её утром. Просто объясняла всё по порядку. Видно, никто не понял… Хотя бы подумали: разве кошелёк с такими деньгами оставляют в наружном кармане плаща?

— Ясно… — досадливо сказал Кирилл. — А четыре-то рубля отдал?

— Да не взяла она. Покраснела — и ни в какую… Славная такая девушка.

— Всё понятно, — сказал Кирилл.

— Что понятно?

— Почему ты не торопился.

— Иди ты знаешь куда…

— Я не иду, я лечу. У меня тяжёлое предчувствие: кажется, меня сегодня первый раз в жизни выдерут.

— По-твоему, я совсем идиот? — обиделся Дед. — Я же позвонил вам домой с автомата. Сказал, что ты у меня.

— Да у нас телефон не работает!