Колыбельная для бронехода
Шрифт:
— Ансельмо сообщил, что у него все прошло по плану.
— Отлично, — обрадовался Кастильо. — Значит, вечером привезут следака.
— Главное, чтобы при нем не было маячка, — заметил я.
Антон ухмыльнулся:
— Не будет. Рамон позаботился, чтобы у нас появились антишпионские штучки.
Поздно вечером следователь прибыл: высокий тип в форме военной полиции, в руке чемодан с детектором лжи, на голове капюшон, закрывающий глаза. Кажется, я уже знаю, кто это. Его сразу же провели в палатку, усадили напротив меня, после чего сняли с головы капюшон и мы сразу
Затем все лишние вышли, кроме нас, остались только Антон и Дани.
— Здравия желаю, господин полковник, — сказал я. — Как прошел полет?
— Замечательно, ведь я же люкс-классом летел, а не в медицинском отсеке, — отозвался он без тени иронии или усмешки и перешел на русский: — мне сказали, что вы собираетесь дать объяснение. Сразу же и приступим?
— Конечно, — согласился я, тоже переходя на русский.
Смена языка общения, конечно, не помешает Кастильо и Дани: у обоих в руках планшеты, будто невзначай, а на них, ясное дело, переводчики запущены.
Следователь поставил свой чемодан на стол и открыл его, вынув кипу проводов и датчиков. На то, чтобы закрепить все это у меня на лбу, висках и запястьях, у него ушло всего минуты три.
Полковник развернул чемодан так, чтобы экран детектора был виден только ему, но не Антону и Дани, щелкнул кнопкой.
— Начинаю калибровку. Сержант Ковач, я задам вам десять вопросов, на каждый из которых вы должны ответить «нет» безотносительно правдивости этого ответа. Вам понятно?
— Нет.
— Что именно в этой инструкции вам непонятно?
— Нет.
Дани захихикала в кулак, Антон улыбнулся в бороду, непробиваемым остался только следователь.
— Гляжу, вы очень буквально выполняете инструкции… Жаль только, что подобная дисциплина у вас проявляется выборочно.
— Я всегда добросовестно выполняю приказы, предписания и инструкции, господин полковник, если они не идиотские и не идут мне во вред. Какой там третий вопрос?
Он задал мне еще семь вопросов, на которые сам точно знал ответы, затем еще десять, на которые велел мне отвечать «да».
— Калибровка завершена, — сказал Собеский и уселся на свой стул. — Начинаем процедуру допроса. Итак, сержант Ковач, я прибыл по приказанию министра обороны с целью расследовать обстоятельства вашего предполагаемого похищения либо дезертирства. Что вы можете сообщить в связи с этим?
— Я, сержант бронеходных войск Содружества Кирин Ковач, нахожусь здесь с целью свержения диктаторского режима Гектора Саламанки и участвую в боевых действиях в составе Народной Освободительной Армии, в которую вступил без принуждения. Что касается так называемого дезертирства, то это совершенно идиотское обвинение. Я в отпуске и подписку о невыезде не давал. Надеюсь, это заявление снимает большую часть вопросов, господин полковник.
— Появляется больше вопросов, чем снимается. Нам удалось установить, что вы прибыли на борт корабля, доставившего вас сюда, в бессознательном состоянии. Это действительно так?
Вопрос, на самом деле, плевый.
— Да, все верно, именно так я сюда и прибыл, в медицинском контейнере аппарата искусственного поддержания жизни. И предвидя ваш следующий вопрос — а как еще я мог бы попасть
— Он скончался еще до того, как мы его арестовали, — сухо ответил Собеский.
— Предсказуемо… Да там невооруженным взглядом было видно, что он на ладан дышит… Следующий вопрос, господин полковник?
— Верно ли я понимаю, что этот Рамон Меркадо прибыл с целью уговорить вас примкнуть к повстанческому движению на Нова Эдемо и вы согласились на это добровольно, а не были похищены?
Так, он начинает «пристреливаться». Стоит ему задать простой вопрос в лоб, например, «вас похитили?» — и все, вывернуться будет туго. Но следак пока только пытается понять общую картину и лишь затем начнет «стрелять прицельно». Моя задача — не дать ему этого сделать, отвечая «на упреждение», до того, как он задаст неудобный вопрос.
— Тут все не совсем однозначно, господин полковник. Термин «добровольность»… не вполне уместен. Последнее, чего я хотел, вернувшись с одной войны — так это угодить на другую. Да, я хотел бы сейчас находиться дома, а не на задрипанной планетке в Жопе Орла. Но увы, есть один фактор, который вынуждает меня находиться тут и делать то, что я делаю, а не то, что хотел бы делать.
Кастильо и Рохас, как мне показалось, напряглись, полковник вопросительно приподнял бровь:
— В чем заключается неполная добровольность, в таком случае?
— Не в чем, а в ком. В Гекторе Саламанке. Дани, покажи господину полковнику видеозапись.
Собеский оказался в душе все же больше военным, чем ищейкой: он смотрел видео, скрывая свое отвращение еще менее тщательно, чем тот же Равенсхофф.
— Теперь вы знаете, что именно меня тут держит, господин полковник, — сказал я, когда тот положил планшет на стол.
Он тяжело вздохнул.
— Да, гнусно, что тут еще сказать. Только это… понимаете, Кирин, Млечный Путь большой, обитаемых планет в нем тьма, и неблагополучных много больше, чем благополучных. Каждый день где-то идут гражданские войны, междоусобные конфликты, протесты, демонстрации. Каждый день и каждый час происходят насильственные смерти, где-то людей забивают дубинками, где-то давят танками. С этим ничего не поделать, ибо люди есть люди, и не все они просвещены и высококультурны. Ваше решение принять участие в борьбе против здешнего диктатора выглядит… странно. «Крестовый поход против Вселенского Зла» — начинание благородное, но бессмысленное. Почему вы решили начать его именно с Нова Эдемо?
Я хмыкнул.
— Нет никакого крестового похода. Я что, похож на Дон Кихота, сражающегося с мельницей? Да, человеку никуда не деться от своей природы. Каждый день тут и там людей забивают дубинками и давят танками. Но скажите, а вы знаете еще хоть одно место в галактике, кроме Нова Эдемо, где мирные демонстрации подавляют бронеходами? Причем в буквальном смысле слова?
Полковник пожал плечами:
— А разве есть разница, переехать человека танком или наступить бронеходом? Один же хрен.