Колыбельная
Шрифт:
— Так где он?
— Проктор? Не все сразу. Ты не хочешь послушать, какой я великолепный детектив? О'кей, тогда не стану тебе рассказывать, как я вышел на этого испанского проходимца по имени Франсиско Паласио, он же Гаучо, он же Ковбой. Этот тип содержит такой магазинчик, в котором официально торгуют лечебными травами, сонниками, распятиями, телефонными справочниками, гадальными картами и прочей ерундой, но если ты зайдешь с черного хода, то тебе продадут хлысты, вибраторы, трусики с вырезом
Я не расскажу тебе, как Ковбой спел мне про то, что другой стукач по имени Доннер расспрашивал об этом самом Мартине Прокторе, которого, похоже, разыскивают парни из Восемьдесят седьмого участка. И уж совсем ни слова о том, как до меня дошли слухи, что кто-то отсюда шлялся по дому 1146 на Парк-стрит, где, как известно, раньше жил Проктор, который, если верить Ковбою, нарушил правила условного освобождения, хотя и был очень осторожен. Я не расскажу тебе ничего такого, мой маленький Стиви, — закончил свою речь Олли. И заржал.
— Что же тогда ты мне сообщишь?
— Только не нынешний адрес Проктора, потому что я его не знаю.
— Это ужасно, — ответил Карелла. — Тогда я не совсем понимаю, зачем ты здесь?
— Помнишь, я тебе говорил об одной даме?
— Ну?
— Я знаю имя ее друга.
Эйлин не сказала за последние двадцать минут ни одного слова. Она просто сидела, глядя на Карин.
Карин тоже ничего не говорила. Они будто играли в гляделки. Эйлин посмотрела на часы.
— Да? — спросила Карин.
— Ничего.
— Ты можешь уйти отсюда, когда захочешь, — сказала Карин. — Это не урок музыки.
— А я и не знала.
— Я имею в виду...
— Да я...
— Никто не заставляет тебя делать это.
— ...здесь по собственной воле.
— Точно.
— Но это не значит...
Эйлин умолкла и наклонила голову.
— Не значит, что?
— Не значит, что я не понимаю, для чего ты сидишь здесь. Ты ждешь, на чем бы подловить меня. — Ты на самом деле так думаешь?
Эйлин не ответила.
— Я хочу подловить тебя?
— Ведь это твоя работа, не так ли? Вывернуть наизнанку любую мою фразу и сделать из нее преступление федерального масштаба.
— Никогда не думала, что моя работа так...
— Давай не будем говорить о твоей работе, хорошо? Причина, по которой я здесь, — мое желание бросить свою работу. А от тебя я не вижу никакой помощи в этом вопросе.
— Но мы же только познакомились друг с другом...
— Скажи мне хотя бы, сколько времени займет написать заявление об отставке?
— Так ты хочешь именно такой помощи от меня?
— Ты знаешь, что я...
— Нет, не знаю.
— Я хочу уйти, черт
— Видимо, ты не хочешь уходить.
— Нет, хочу.
— Прекрасно.
— Ты знаешь, что хочу.
— Да, ты мне говорила.
— И это правда.
— Хочешь уйти, потому что убила человека.
— Да.
— И боишься, что если останешься на работе...
— Попаду в другую ситуацию, где должна буду применить оружие.
— Снова стрелять из пистолета.
— Да.
— Снова убивать.
— Да.
— Ты этого боишься.
— Да.
— А чего ты еще боишься?
— Что я должна сказать?
— То, что думаешь. То, что чувствуешь.
— А я знаю, о чем ты хочешь от меня услышать.
— О чем же? — Я точно это знаю.
— Так скажи мне.
— Ты хочешь, чтобы я сказала «изнасилование».
— Ну-ну.
— Ты хочешь услышать, что я боюсь снова быть изнасилованной...
— А ты боишься?
— ...что я хочу уйти из полиции до того, как какой-нибудь сукин сын меня изнасилует.
— Это то, чего ты боишься?
Эйлин не ответила. В течение оставшихся пяти минут из отведенного ей часа она молча сидела, глядя на Карин. Наконец Карин улыбнулась и сказала:
— Мне очень жаль, но наше время истекло. Увидимся в четверг, хорошо?
Эйлин кивнула, взяла свою сумку и направилась к двери. Уже взявшись за ручку, она остановилась. Повернулась и сказала:
— Да, я боюсь. И этого тоже.
Открыла дверь и вышла.
Копы любили разговаривать с Сэмми Педичини. Каждый раз, когда в городе совершалась крупная кража, копы наносили Сэмми короткий визит, задавая ему кучу вопросов. Сэмми всегда отвечал одно и то же. Что бы они ни расследовали, Сэмми к этому непричастен. Сэмми совершил ошибку десять лет назад и сейчас ничем противозаконным не занимается — он выучил свой урок.
— Что бы там ни было, — сказал Сэмми Карелле, — я этого не делал.
Карелла кивнул.
— Я выучил свой урок в Каслвью и с тех пор чист.
Мейер тоже кивнул.
— Я играю на саксофоне в оркестре, который называется «Короли Ритма Ларри Фостера», — сообщил Сэмми, — мы играем для этих шестидесятилетних стариканов, которые были молодыми в сороковых. Они очень хорошие танцоры, хоть и старые перечницы. Мы выдаем весь репертуар Гленна Миллера, Гарри Джеймса, Чарли Спивака, Клода Торнхилла. Мы хорошо сыгрались. Можете удивляться, но у нас куча заказов. Я научился солировать на саксофоне. — Должно быть, ты чертовски хорошо это делаешь, — сказал Мейер, — зарабатываешь этим себе на жизнь.